Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он

Частенько заглядывал сюда и сосед — Мраморный дворец ведь рядом — великий князь Константин Павлович.

В сем случае — чуть заглянем наперед — цесаревича влекла в дом Багратиона не только крепкая, возникшая еще с Италии любовь к бесстрашному и редкостному по душевности человеку, но и неожиданно вспыхнувшее чувство к одной из милых его гостий.

Да, ему, вспыльчивому, непредсказуемому и не знающему ни в чем пределов, вдруг показалась желанной Жаннет. Да и не просто желанною, но тою, на ком он, как объявил в семье, собрался жениться. Правда, в ту пору он не был еще разведен с женою Анною, бывшею Саксен-Кобургскою принцессою.

Нет, не помог Денису Давыдову разговор с другом, лишь обострил его чувство решимости: надо действовать самому и как можно быстрее.

Отчаяние подвигло на поступок прямо-таки немыслимый. Никому не известный, без связей и протекций, поручик бросился прямо к фельдмаршалу графу Каменскому, вызванному из деревни и назначенному начальствовать над армиею, уже направленной в Пруссию. Вызнал, что главнокомандующий остановился в гостинице «Северной», в девятом нумере.

Ни жив ни мертв подошел к двери и столкнулся с маленьким старичком в халате, с повязанною белой тряпицею головою. Увидя мундир офицера, тот осведомился, что за пришелец. Давыдов назвал: себя и сказал о цели своего визита.

— Что это за мучение! — вздохнул старичок, оказавшийся на самом деле фельдмаршалом, когда они прошли в его спальню. — Всякий молокосос лезет проситься в армию, когда я еще и сам не прибыл к месту. Замучили меня просьбами. Да кто вы такой?

Когда проситель назвался вторично, граф вспомнил, что знал и отца и деда его, и согласился:

— Буду просить о тебе у государя. Только имей в виду, расскажу все: как ты ночью — слыхано ли это! — ворвался ко мне, точно хотел меня застрелить. Но знай, смерти я не боюсь и никогда не боялся.

Поутру Давыдов уже был рядом с гостиницею и встретил фельдмаршала, подошедшего к карете.

— Я говорил о тебе, любезный Давыдов, просил тебя в адъютанты, да мне отказано под предлогом, что тебе надо еще послужить в полку, — огорошил его граф и добавил: — Признаюсь тебе, что по словам и по лицу государя я почувствовал невозможность выпросить тебя туда, где тебе быть хотелось.

Меж тем по Петербургу уже пронесся слух о дерзком налете на фельдмаршала настойчивого офицера. Слух достиг дома Нарышкиных. Мария Антоновна, увидев у себя друга своего брата, приветливо его приняла, и заявила, что в душе восхищена его смелостью. Однако тут же сказала:

— Впрочем, зачем вам было рисковать, вы бы меня избрали вашим адвокатом. И, может быть, желание ваше давно уже было исполнено.

Можно вообразить взрыв радости незадачливого офицера. «Но как, какими путями удастся моей защитнице похлопотать за меня?» — замучил себя вопросами нетерпеливый проситель.

А дело обернулось куда просто. И со стороны, о которой тогда и не подумал бедный поручик.

Государь, вызвав к себе князя Багратиона, назначил его командующим авангардом армии и выразил позволение взять с собою гвардейских офицеров, каких он пожелает.

В то же утро Петр Иванович заехал к Нарышкиной спросить, не пожелает ли она, чтобы он взял с собою ее брата. Князю было известно, как не раз Четвертинский говаривал, что он настолько предан Багратиону, что ни с кем другим ни за что не отправится в действующую армию.

Мария Антоновна несказанно обрадовалась предложению князя, сказав, что Борис будет счастлив и что он только этого и ждал, хотя сам ни под каким бы видом не стал себя навязывать человеку, которого он безмерно уважает.

— Но коли вы, дорогой Петр Иванович, пожелали меня одолжить, — прибавила Мария Антоновна, — не будете ли вы настолько любезны, чтобы взять с собою и друга моего брата — поручика гвардии Дениса Давыдова?

На что рассчитывала Нарышкина, когда говорила Денису о своем желании ему помочь? Одного слова ее, сказанного государю, было бы достаточно, чтобы и брата ее, и любого иного, связанного с ним офицера зачислить на любую должность. Император знал об отношении Четвертинского к себе и потому готов был сделать все, чтобы погасить неприязнь. Но простил бы он, Борис, сей поступок сестры? Никогда! Да и прилично было бы ей навязывать свою волю, скажем, тому же Багратиону, действуя через его голову?

Обещая свою помощь Денису, сестра Бориса, безусловно, надеялась на содействие любезного друга Петра Ивановича. И не ошиблась. Она была уверена, что сам князь, питая искреннее уважение к ней и, безусловно, к своему бывшему адъютанту, сам первый приедет с предложением. Но удастся ли ему выручить Дениса? И тут расчет ее был верен: государь не посмеет отказать Багратиону.