Владимир Дегтярев - Золото Югры

– «Югра», – перевел царю Непея. – Если англы эту страну возьмут под себя, то нам Сибирь не удержать…

– Это почему же? – спросил царь, постукивая тяжелым жезлом о край стола.

– А потому, что тамошние народы сию страну считают как бы святою, и кто болваном этой страны станет владеть, тот и царь.

– Не сказывай мне сказки!

– Так здесь выписано в комментариях составителя карты… Это, Иван Васильевич, будет равносильно тому, как англам Кремль под себя взять…

– Дурак ты, Осип. – Царь вдруг тяжело оперся на стол, – доводишь меня до вятского бешенства крови, а не понимаешь… Я вот уйду к праотцам – кто тебя поддержит? Кто защитит? На тебя здесь, поди, каждый второй вотчинник топор точит…

Непея подполз на коленях к тяжело стоящему царю, нашел его руку и поцеловал. Потом ровно поднялся, все еще держа государеву руку, и подвел его к той стороне арабской карты, где красовалась марка картографа. Ткнул в марку царским пальцем.

– Изготовлена карта через сто лет после смерти пророка Мухаммеда, то бишь по-нашему – почти тысячу лет назад, великий государь. Мало того, карта лишь перерисована в указанное время. А сама она много старше, много-много старше…

– Кем подписано… это изделие?

– Махмудом Кашгарским, великий государь.

– Звездочетом Великого Султана?

– Им, государь…

– Вели, Непея… Впрочем, я сам распоряжусь в Посольском приказе… Велю, чтобы теперь не писали: «Мы Сибирь воевали». А чтобы писали – «Мы пришли на наши законные и древние Сибирские земли».

Непея опять упал на колени и стал целовать руку великого и мудрого государя, по крови Рюриковичей – наследника династии Великих Моголов – персидских Сасанидов, у коих нынешний турецкий великий султан болтался где-то в конце династийной очереди…

– Вино ромейское изжогу вызывает? – спросил Иван Васильевич, лишь бы чего спросить. Он думал нечто такое, от чего царские пальцы то крепко сжимались в цепкие кулаки, то разжимались. Чтобы еще крепче впиться в ладони Непеи.

– Там, на столе, и водка есть, – туманно отозвался Осип.

– Выпьем водки, – согласился царь. – Сегодня я еще не вернусь с богомолья. Бес с ним!

Когда уже уселись за низенький стол у царской кровати, Непея сообразил, что Иван Васильевич неделю назад посадил в свою карету недоумка Ваську Крестного, одетого в царскую шубу. И царский поезд, под свирепые вопли Васьки, бородой и носом весьма схожего с царем, проследовал через всю Москву в сторону Нижнего Новгорода, как бы в молельные скиты. А вот почто царю стало надобно тайно остаться в Москве? В потайном прибежище? Разве – ради него, ради Осипа Непеи? Это – вряд ли…

Иван Васильевич налил себе чарку водки и залпом выглотнул. Зашарил на подносе заедок. Непея подтолкнул под пальцы царя лосиную губу, моченную в уксусе, страшно едкий, но съедобный мясной кус. Себе Непея налил ровно половину царской доли, выпил и закусил моченной в соляном растворе редькой. Аж до глаз продрало!

– Есть ли у тебя, Непея, такой человек в моем царстве, которому ты днем собственную жизнь можешь заложить, с надеждой, что и ночь переживешь?

Осип отложил кусок редьки, проморгался, сел ровнее. В такое время, какое нынче стоит над Русью, родной брат не даст до ночи дожить… Вопрос скользкий… Сказать, что такого человека нет, – значит, упасть перед царем. Не буквально упасть, а душой. Соврать – тоже душу продать. Бесам.

Непея поднял водочный штоф, хотел выпить… Царь глядел на него таким свирепым глазом, что рука у Непеи затряслась и водка расплескалась.

– Есть, есть у тебя такой человек. – Грозный откинулся спиной на кроватные пуховики. – Кто таков?

Осин неспешно выпил, кусанул редьки и только тогда брякнул:

– Макарка Старинов.

Иван Васильевич запустил в Непею пустым серебряным штофом. Непея не уклонился. Штоф рассек нос по горбинке. Кровь потекла по губам, упала яркими каплями на белый азям особого царского посланника.

Почитай лет пятнадцать назад, если не более, Осип Непея, боярский сын, исполнял в свите Великого князя Московского роль постельничего. Иначе говоря, таскал девок в постель молодого государя. Игра была тогда промеж них, молодых свитских людей царя Ивана, названием «саванный поцелуй».

Царь одевался в саван и ложился в домовину. Гасили свечи кроме одной, у изголовья гроба. И толкали в комнату «покойника» молодую бабенку. Пусть поцелует в губы покойника…

В тот раз ездили в Переславль-Залесский монастырь. Отмолились, потом поехали в близкое к монастырю имение отца Осипа. Там, на отцовском подворье, и устроили очередной «саван».