Юрий Слезкин - Брусилов

Призыв командарма был услышан. Войска стойко удерживали фронт. Армия приводила себя в порядок, закапывалась глубже, укрепляла оборону, подтягивала резервы и вооружение.

Солдаты чинили бельишко, амуницию, писали домой письма, пели грустные и веселые песни, вживались в лагерные будни. В офицерском собрании, наскоро задрапированном зеленым коленкором, по вечерам пиликали вальсы и крутились пары, гундосили граммофоны и подпевали подпоручики, звенели стаканы и хлопали пробки. Между линейками в роще мелькали женские платья, в темноте позванивали шпоры, звенел смех…

В Бродах, в штабе армии, кипела работа. Как в часовом механизме завод приводит в движение сначала маленькое колесико, а оно уже подхватывает зубцы большого колеса, и секундная стрелка успевает обежать положенный круг, в то время как минутная все еще неподвижна, так и в штабе уже чувствовалось приближение боевой страды, тогда как в расположении войск еще царило затишье. Горячо шла работа по снабжению армии, по обучению прибывающих пополнений, совершенно не подготовленных. Эта работа сопровождалась бесконечной перепиской со штабом фронта и питающими базами. На запросы вместо винтовок и недостающих офицеров присылались ответы с разъяснениями и отказами. Тогда собирали винтовки, взятые у австрийцев и немцев. Корпуса, дивизии, полки рапортовали, что патронов к трофейным винтовкам не имеется, что в строю на полк всего лишь пять-шесть кадровых офицеров, что присланные прапорщики наскоро и плохо обучены, что кадры унтер-офицеров пополняются учебными командами в недостаточном количестве.

Штаб армии помочь беде не мог, настойчиво требовал от командиров корпусов, дивизий, полков самим выходить из положения, на ходу воспитывать младший командный состав, экономнее расходовать огнестрельные припасы.

Но всего больше задавал работы главнокомандующий фронта. Он закидывал командарма бесконечным количеством приказов, разъяснений, противоречивых директив и ворохом неприятных телеграмм. В них излагался ряд ошибок, которые, по мнению Юзфронта, были допущены штабом армии.

В телеграммах дипломатично винили не самого командарма, а его начальника штаба. Новый начальник штаба фронта, генерал Саввич, служивший раньше в корпусе жандармов, с увлечением «допекал» Брусилова.

— Еще один барьер! — смеясь, говорил Алексей Алексеевич своему начштаба Ламновскому [12] Ломновский Петр Николаевич — генерал от инфантерии, в Первую мировую войну начальник штаба 8-й армии, которой командовал А. А. Брусилов, затем начальник 15-й пехотной дивизии. В «Моих воспоминаниях» Брусилов о нем пишет: «Это был человек умный, знающий, энергичный и в высшей степени трудолюбивый. …Это был отличный начальник штаба». В романе Ю. Слезкина — Ламновский Иван Федорович. . — Их не оставляет надежда, что я в конце концов сломаю себе шею. Но ведь недаром я когда-то считался одним из лучших кавалеристов и на состязаниях получал призы… Авось вывезет и на сей раз.

Но пришло время, когда нельзя было отделаться шуткой. Саввич пересолил. Он позволил себе сделать Брусилову выговор. «Общая линия действий вашего высокопревосходительства, — писал он, — вызывает сомнение в их целесообразности, в связи с задачами, стоящими перед Юзфронтом».

Одновременно с этой телеграммой пришла другая, от верховного. Николай Николаевич благодарил Брусилова за удачное отступление 8-й армии и просил не терять присущей ему бодрости в дальнейших действиях.

— Поди тут разберись! — с горечью говорил Алексей Алексеевич Ламновскому. — Любит — не любит, плюнет — поцелует, к сердцу прижмет — к черту пошлет… Нет, — резко оборвав, закончил Брусилов, — к черту я и сам сумею уйти. Этому надо положить предел. Пишите великому князю, что, на основании последней телеграммы Иванова, я считаю для себя неуместным оставаться на своем посту и пользы делу как командующий армией принести не могу. А потому прошу меня отчислить…

Ламновский, тяжело передохнув, отер со лба пот. Он знал, что спорить с командармом бесполезно, что сказанное им не отменяется. Но он не мог представить себе армии без Брусилова. Он сознавал, что уход Брусилова — катастрофа.

— Алексей Алексеевич, — едва проговорил он. — Алексей Алексеевич!..

— Выполняйте мое поручение, — остановил его Брусилов и склонился над очередными бумагами.

Когда текст телеграммы был готов и трепетной рукой начштаба положен на стол перед командармом, в кабинете несколько секунд стояла тишина.