Феликс Дан - Падение империи

— Однако и ты не изменил своим старым привычкам, Цетегус, и остался таким же, каким был тридцать лет назад. Гордости в тебе не убавилось!..

Появление Сифакса помешало префекту ответить на эту шпильку старого грека.

— Господин, тебя желает видеть какая-то дама, закутанная в темные покрывала, — доложил красивый бронзовый юноша с почтительной фамильярностью, подобающей доверенному слуге. — Она говорит, по очень важному делу.

— Иди, иди, друг Цетегус! — поспешно проговорил Петр. — Не стесняйся из-за меня. Я не хочу тебе мешать принять такую интересную гостью.

В голосе маленького византийца прозвучало что-то похожее на насмешку. Префект Рима заметил это, и в голове его родилась мысль: «А ведь, он знает, кто эта таинственная дама».

В большой приемной навстречу Цетегусу поднялась высокая, статная фигура, в богатом костюме германского покроя, и не ожидая приглашения, нетерпеливым движением откинула с лица густое покрывало.

«Принцесса Готелинда! — подумал Цетегус с удивлением. — Что значит это посещение?»

С изысканной вежливостью проводил он посетительницу к почетному креслу.

— Чему обязан я честью твоего посещения, принцесса?

— Ненависти! — резко ответила Готелинда громким и неприятным голосом, прекрасно гармонирующим с выражением ее мрачного и озлобленного лица.

Жена последнего племянника Теодорика Великого, Готелинда была бы красивой женщиной, несмотря на резкие черты лица, если бы лицо это не было обезображено ужасающим образом еще в ранней молодости. Вследствие случайного ранения, правый глаз ее вытек и закрылся, а через всю щеку тянулся широкий красный рубец, придающий этому женскому лицу неженское выражение дикости и жестокости. Особенно в настоящую минуту, когда волнение заставляло голос Готелинды хрипеть, а шрам на лице казался смоченным свежей кровью, эта двоюродная сестра Амаласунты была положительно страшна, со своим единственным сверкающим злобой глазом.

Цетегус невольно отступил на шаг перед этой женщиной.

— Кого же ненавидишь ты, принцесса?

— Кого? Об этом после, префект Рима. Я пришла к тебе, чтобы сделать тебе одно предложение. Но прежде всего прости, если я помешала твоему разговору с Петром, посланником Византии.

Цетегус навострил уши.

— А ты знаешь, что Петр у меня? — спросил он с притворным равнодушием.

— Да, я случайно проезжала мимо твоего дома и видела, когда он входил к тебе.

«Зачем она лжет? — подумал Цетегус. — Я сам отворил Петру садовую калитку. Видеть она его не могла. Значит они сговорились встретиться здесь как бы случайно. Зачем?»

— А ты знаешь Петра? — спросил он вскользь, как бы не придавая значения своему вопросу.

— Еще бы! Мы старые знакомые, — равнодушно ответила Готелинда. — Но к делу, префект. Я не хочу терять времени на дипломатические ходы и подвохи, и говорю тебе прямо и откровенно. Я ненавижу эту Амаласунту, дочь Теодорика. Я хочу и могу прогнать ее из дворца. Хочешь ли ты помогать мне в этом или мешать?

«Ага, — подумал Цетегус, — теперь я понимаю, для чего прислан мой друг Петр».

— Принцесса, — начал он многозначительно, — прежде чем отвечать на подобный вопрос, надо знать обстоятельства, говорящие за и против. Охотно верю, что ты желаешь погубить правительницу. Но одного желания недостаточно. Ты утверждаешь, что можешь исполнить свое желание. Докажи мне это.

— Я никогда не лгу, — резко заметила Готелинда.

— Опять-таки охотно верю! Но ты можешь ошибаться. Женщины легко ошибаются, принимая свои мечты за действительность.

Цетегус говорил тем снисходительно насмешливым тоном, которого не выносят самолюбивые и страстные натуры.

Готелинда гордо выпрямилась.

— Слушай и суди сам, увлекаюсь ли я. Ты знаешь, что герцог Тулун не был убит на месте. Его подняли раненого невдалеке от моего поместья, возле Танетума, и принесли ко мне в дом. На моих руках и скончался мой бедный родственник. Ты знаешь, надеюсь, что я принадлежу к роду Балтов, и что убитые Амаласунтой герцоги были моими двоюродными братьями. Таким-то образом я и могла слышать предсмертные слова герцога Тулуна.

— Он мог бредить в агонии, — спокойно заметил Цетегус.

Готелинда нетерпеливо подняла руки.

— Не говори вздора, префект. Раненый не бредил, когда называл своей убийцей правительницу. У меня есть и второй свидетель. Быть может, ты не знаешь, что герцог Тулун успел ответить ударом на удар и тяжело ранил своего убийцу. Вот этого-то раненого убийцу нашли мои невольники в чаще леса и опять-таки принесли ко мне. Я сама допрашивала его, я слышала, что он говорил и сама записала его признание И вот его буквальные слова: «Префект Рима послал меня к королеве в Равенну, Амаласунта же отрядила к герцогу Тулуну с поручением убить его во что бы то ни стало!» Убийца был один из тех изорских солдат, которых ты привез в Рим, Цетегус. В Риме он работал под твоим личным надзором над вновь строящимися укреплениями до своего отъезда в Равенну. Надеюсь, ты понял, что все это значит?