Мишель Зевако - Трибуле

Лойола на секунду застыл. Его рука судорожно сжимала гарду шпаги. Потом она внезапно ослабела, монах беспомощно взмахнул руками и, потеряв сознание, осел на пол.

Лантене вытер запачканный кровью клинок своей обломанной шпаги. Он был очень спокоен, словно и не был только что участником ужасной драмы.

И только немного побледнел, взглянув на Лойолу.

– Думаю, что он никому больше не сделает зла, – тихо произнес он.

Он опустился на колени, распорол кожаную кирасу и камзол Лойолы, открылась рана.

Острие клинка прошло над кирасой; сталь прошила тело насквозь. Рана была тяжелой, хотя она едва кровоточила.

Лантене попытался рукой прослушать сердце. Оно билось очень медленно и слабо.

«Жив еще!» – оценил Лантене и на мгновение задумался.

Его охватило жгучее желание прикончить раненого ударом кинжала. Несколько мгновений он даже держался за рукоять… Потом он осторожно вложил наполовину вынутый клинок в ножны.

– Нет, – едва слышно пробормотал он, – это выше моих сил…

Он помедлил еще с минуту.

«Впрочем, – подумал Лантене, – если монах и не совсем мертв, его состояние немногим лучше».

И чтобы удостовериться в своем диагнозе, Лантене снова положил раненому руку на сердце. На этот раз он сначала расстегнул камзол. И тут его рука внезапно нащупала какую-то бумагу. Лантене вытащил ее и развернул. Он пробежал по ней взглядом. Радостный стон слетел с его губ.

Это был пропуск, подписанный Франциском I.

– Доле спасен! – радостно прошептал вдруг задрожавший и побледневший Лантене.

Он огляделся, заметил монашескую рясу и капюшон, которые Лойола отпихнул ногой в угол. Он поднял сутану, свернул ее и вышел из дома.

На следующий день Лантене, переодетый в сутану Лойолы, надвинув на глаза капюшон, появился у дверей Консьержери. По проявленному уважению и торопливости стражников он понял, что Лойола уже побывал в тюрьме. Через несколько минут Лантене оказался перед Жилем ле Маю.

– Вижу, – вскричал комендант, – что ваше преосвященство пришел один. Он оказался от сопровождающего, о котором упоминал вчера…

– Да, – сказал Лантене.

– Преподобный отец хочет видеть узника?

– Да…

– Я буду сопровождать вас…

– Пропуск, подписанный королем, дает мне всю полноту полномочий, – ответил Лантене, стараясь говорить как можно глуше.

– В самом деле, преподобный отец, – согласился ле Маю и открыл дверь, – абсолютные полномочия. Исключая выход нашего человека!

И ле Маю громко захохотал.

– Всё, что вы пожелаете, – повторил он, – кроме прогулки по берегам Сены…

Шутка показалась ему настолько удачной, что он продолжил:

– Впрочем, преподобный отец, вы слишком заботитесь о его здоровье. Наш драгоценный узник рискует заболеть воспалением легких в столь холодную погоду.

Вдоволь насмеявшись, месье ле Маю прошел в коридор со словами:

– Я покажу дорогу вашему преподобию.

Лантене утвердительно кивнул головой. Они пошли вперед, перекидываясь отдельными фразами. Их сопровождали стражники.

– Я хочу побыть наедине с узником, – сказал Лантене.

– Как хотите, преподобный отец… Только это может быть опасным.

– Мне нужно с ним серьезно поговорить…

– Хорошо!.. Если вам все-таки понадобится помощь… стучите в дверь…

– Ладно…

– В соответствии с желанием вашего преподобия я поместил узника в более удобную камеру. Негодяй не может пожаловаться.

Между тем Лантене тщательно запоминал дорогу, считал шаги, фиксировал точную топографию тюрьмы.

– Вы поменяли камеру? – спросил он, вздрогнув.

– Да, ваше преподобие.

– Хорошо, но начиная с сегодняшнего дня ее не надо больше менять.

– Договорились, преподобный отец… Вот мы и пришли.

Месье ле Маю кивнул ключарю, и тот открыл скрипучие замки массивной двери.

– Входите, ваше преподобие – тихим голосом сказал ле Маю. – При первом движении этого человека зовите на помощь!..

Лантене вошел в камеру. Дверь за ним закрыли, но на замок не заперли.

Молодой человек несколько секунд прислушивался, чтобы убедиться в том, что ле Маю действительно удалился. Потом он повернулся к Этьену Доле, откинул капюшон и протянул руки к печатнику. Доле вынужден был собрать все свои силы, чтобы не закричать. Этот крик погубил бы обоих. Узник и Лантене молча обнялись.

Потом Доле отвел молодого человека в угол камеры, самый удаленный от двери.

Первый вопрос печатник очень тихо задал о Жюли.