Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

После ужина Егор Киселев тщательно вытер обеденный стол у тускло мерцавшего фонаря, достал из рундука чистый лист, отвернул чернильницу.

«…месяца февраля. 5-го. Пришли к ледяным островам, где превысокие ледяные горы возле самого полюса; тут было морозу семь градусов, а когда зима, то до 70 и 80 градусов бывает в месяцах июне и июле и в августе, и престрашная темнота, три месяца свету нет, и самые опасные месяцы такие бывают большие штормы, и частые шквалы со снегом».

Последний летний месяц февраль принес новые заботы. Мороз не отпускал по нескольку дней подряд. Брызги воды и мокрый снег опять леденели на парусах, мачтах и снастях.

«Восток» все чаще уходил вперед, скрывался из видимости, лавировал, поджидал «Мирный».

В затишье Лазарев с Новосильским и доктором отправились на «Восток». Наедине с Беллинсгаузеном Лазарев был откровенен.

— Нынче погода меняется день ото дня, близится пора равноденственных штормов. С огромным усилием удерживаем мы беспрерывно все штатные и дополнительные паруса. Однако руля во льдах «Мирный» слушает весьма худо, такелаж не беспредельно стоек, беда каждый миг объявляется, потому, полагаю, идти в пасмурные ночи по восемь узлов не совсем благоразумно.

Беллинсгаузен медленно ходил по каюте. Лазарев впервые за время похода высказывал замечания о действиях начальника.

«Он, пожалуй, прав. Если случится беда с «Мирным», а мачты и стеньги работают у него на износ, то «Востоку» тоже придется скверно».

— Я помышляю, господин лейтенант, поскорей иметь желаемый успех. — Беллинсгаузен остановился. — Все же я согласен с вашим мнением и впредь в пасмурные ночи и худую видимость «Восток» паруса будет убавлять.

— Другое, господин капитан второго ранга. Бегучие веревки ото льда, мороза поизносились изрядно, паруса перелатаны, обветшали, запаса дров не более как на месяц-полтора, а Джексон отстоит не менее пяти тысяч миль.

— Все это так. — Командир «Востока» положил руку на шкатулку, где хранились инструкции и важные документы. Он четко помнил высочайшее повеление — не упускать ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей они отправлены.

— Кроме того, — продолжал Лазарев, — за исключением покойного служителя, — он перекрестился, — нервною горячкой помершего, неустанными великими стараниями доктора нашего любезного, Галкина, потерь мы не имеем. Бодростью служителей моих, ежечасно спасающих шлюпы от погибели, нахвалиться не могу, однако здоровье их требует отдыха. Полагаю, для исполнения высочайшей воли надобно испробовать еще раз пробиться к югу для поиска матёрой земли.

Последние события подтвердили справедливость мнения Лазарева.

Через неделю в океане разыгрался жестокий шторм. Внезапно изменившийся сильный ветер задул в направлении, противоположном движению волн океанской зыби, и возникла толчея гигантских водных валов. Промокнув до нитки, мичман Новосильский с трудом добрался до каюты и, не раздеваясь, уснул.

«15 февраля настал жестокий противный ветер от востока, — записал он в дневнике неделю спустя. — Волны подымались, как горы, шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в изрытые водяные пропасти. Эта ночь была одна из самых неприятнейших и опаснейших. Кругом льды, между тем темно и пасмурно. Густой снег, соединяясь с брызгами разносимой повсюду вихрем седой пены валов, обнял наш шлюп каким-то страшным хаосом; присоедините к этому свист ветра в обледенелых снастях, скрип перегородок в шлюпе, бросаемом с боку на бок, по временам мелькающие в темноте, как привидения, ледяные громады, присоедините к этому пушечные выстрелы и фальшфейерный огонь, так ярко освещающий этот мрак и бурю, и будете иметь только слабую, бледную картину всех ужасов этой ночи!..

Сменясь с вахты в полночь, я и в каюте моей не переставал слышать страшные удары волн в борт шлюпа над самым ухом и невольно подумал, что оставленные на далеком севере наши родные и друзья, находясь под надежной крышей, верно, не подозревают, какую бедственную ночь проводим мы теперь во льдах под Южным полюсом!»

— Телеграф на «Востоке», доложи командиру, — отправил вахтенного наблюдателя Куприянов. — Начальник указывает: «Курс норд, идти до параллели западных ветров».

— Слава Богу, уразумел-таки Фаддей Фаддеевич, — сказал Лазарев, поднявшись наверх. — Приводитесь к ветру, Иван Антонович, отряхните снежок с парусов, на румб норд, а я спущусь чаек допью.

Утром Лазарев обходил, как обычно, корабль. В жилой палубе стоял тяжелый спертый воздух. Промокшее за ночь платье сушилось у камельков. Сменившиеся со второй вахты матросы заканчивали завтракать.