На берегу русские моряки были поражены странным зрелищем. На зеленых улицах города с его тропической красотой то и дело попадались толпы полунагих клейменых негров, скованных по нескольку человек. Согнувшись в три погибели под навьюченными товарами, еле брели они один за другим.
— Вот тебе, Дмитрий Иринархович, и благодать правителей просвещенных иноземных, — проговорил Путятин.
Они вместе с Нахимовым вышли из большого сарая, в котором бойко шла торговля невольниками.
В смрадном воздухе пахло жареным мясом — клеймили рабов. Вспыльчивый Завалишин сжал кулаки. Нахимов схватил его за рукав и вытащил на улицу. Насмотрелся на дальнейшую судьбу привезенных из Африки невольников и Андрей Лазарев. Не сговариваясь, оба русских моряка, разных по возрасту и положению, оставили в записях свои впечатления от увиденного на берегу.
Командир «Ладоги» писал: «…Плату за труды их составляют несколько копеек, а малое количество денег, вырабатываемых ими для корыстолюбивых их властителей, добавляются сотней и более ударов, наносимых ременной плетью. Сколь постыдны таковые поступки с сими бедными людьми, столь же унизителен для человечества и свободный торг оными. Желающий купить негра идет или в построенный за городом сарай, где сотни несчастных содержатся взаперти, подобно скотам, или на рынок, где они сидят на поставленных кругом скамейках, ожидают покупателей, которые, приходя, осматривают их точно таким же образом, как обыкновенно бывает с бессловесными животными в подобных случаях; сила, дородство и крепость сложения возвышают цену на негра. По окончании торга купивший, взяв горячее железо, кладет на тело купленного им клеймо, с которым тяжкое и вечное рабство достается в удел сих несчастных».
Быть может, Андрей сгущает краски? Послушаем другого очевидца, молодого мичмана Завалишина: «Главная язва, невольничество, напоминало о себе постоянно, не одним отвлеченным знанием существования его, а наглядным образом, в самом отвратительном виде. Не говорим уже о невольничьем рынке, посещение которого произвело на нас самое тяжелое впечатление при виде осмотра людей, как скотов, и клеймение их раскаленным железом, «тавром» покупателя. Это впечатление так живо выразилось на наших лицах, что возбудило злобные взгляды и продавца и покупателей на нас, непрошеных свидетелей».
Дружное возмущение охватило русских офицеров. Стоило россиянам двадцать лет назад впервые появиться в этих местах, и полоснула их по сердцу тогда страшная картина.
И все же моряков пленила Бразилия. Красотой природы, тропическими девственными лесами, неповторимыми ароматами нежных цветов, диковинными обезьянами и попугаями, обилием невиданных фруктов — бананов, ананасов. Несравненным великолепием и обаянием тропической ночи.
Не жаловались мореходы и на оказанный им прием. Незадолго до прихода шлюпов Бразилия провозгласила независимость и отделилась от Португалии. Первый император — дон Педро — радушно встретил русских, при всяком случае оказывал содействие, и не раз моряки бывали у него желанными гостями.
Однако делу время, потехе час. Экипажи трудились, несмотря на жару, без устали. За период стоянки корабли основательно подготовились к переходу в далекую Австралию.
Судам в водной стихии нашей планеты проще определяться и плыть верным и безопасным курсом, нежели ковчегам людского бытия, обществу в целом безошибочно ориентироваться в туманном мареве будущего.
Эту непреложную истину давно подметил проницательный Герцен.
Другое дело у моряков. Добрый капитан, надежный корабль, умелый экипаж. Хорошая карта, выверенные инструменты и всегда компас, опытность офицеров. Тогда не страшна стихия. Хотя и она таит в себе каверзы и опасность.
Потому для Лазарева не существовало «мелочей». На первый взгляд он жестко требовал. Во время парусных учений у него за спиной обычно стоял штурманский ученик с песочными часами в четверть, половину и целую минуту. Каждый маневр командир оттачивал до предела по времени и качеству… Давно усвоил он непреложную истину — на море каждая оплошность может стоить жизни всему экипажу. «Худо, как вахтенный офицер приказывает что-либо на марсе или салинге, а сам не знает, как это делается», — часто говаривал Лазарев. Гонял офицеров не только по вантам. Астрономические определения должен каждый вахтенный производить безупречно, и добивался этого.
Покинув Бразилию, «Крейсер» три месяца пересекал вновь Атлантику и Индийский океан. В Атлантике неделю мертвая зыбь укладывала фрегат на борт, в сороковых широтах дул попутный ветер и началась полоса осенних штормов. Особенно разбушевался океан после траверза мыса Доброй Надежды. Подвахтенные отдыхали по часу, не больше, горячую пищу не готовили почти месяц.
Читать дальше