Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

— Господь Бог способствовал сему, ваше величество, дабы предзнаменования ваши воплотить. — Беллинсгаузен показал ему оригинальные зарисовки Павла Михайлова.

— А где же диковинки заморские? — спросил император.

— Все приготовлено, ваше величество, на «Мирном».

Лазарев впервые столкнулся лицом к лицу с императором.

Александр про себя сразу отметил образцовый порядок всюду — в снаряжении, каютах, на палубах «Мирного».

В каюте командира он с неподдельным восторгом осматривал чучела птиц, пингвинов, зверушек, лодки и украшения туземцев. Цесаревич Николай Павлович взял в руки копье туземца-полинезийца, потряс им, с удовлетворением хмыкнул.

— Стало быть, капитан, и туземцы тоже утверждают силой свое превосходство?

— С диким остервенением, ваше высочество, — серьезно ответил Лазарев, и все почему-то бездумно захохотали…

На следующий день посыпались награды.

Беллинсгаузена произвели в капитан-командоры, а Лазарева удостоили редкого поощрения — производства через чин — в капитаны 2-го ранга. Всех офицеров наградили орденами, матросов — двойным окладом до конца службы, а срок службы сократили на три года.

Радушно встретили моряков после долгой разлуки друзья, родные и просто жители Кронштадта. Весть о возвращении кораблей мгновенно облетела Кронштадт и быстро достигла Петербурга. Началось паломничество, любопытные разных званий и сословий хотели воочию увидеть и услышать отважных соотечественников, побывать на ставших легендой кораблях.

Тепло прощался Лазарев с Симоновым и Галкиным, уезжавшими в Казань, обнимая Симонова, сказал:

— Так вы не забудьте, Иван Михайлович, в сентябре мы вас ждем.

Симонов кивнул головой. Намечалось собрание в Адмиралтейском департаменте по итогам экспедиции.

На берегу Михаила Петровича обнял брат Андрей.

— Не повезло нам нынче у Новой Земли. Зима была суровая, льды кругом сплошные, не подступись. Пробивались, поди, месяц.

Михаил успокоил:

— Не горюй, Андрюша, мы с тобой еще отправимся в вояжи… Как-то нынче Алексею приходится в Великом океане?

Жить он стал, как и прежде, вместе с братом, на Галкиной улице.

15 августа «Восток» и «Мирный» втянулись в гавань, ошвартовались у стенки. Начались послепоходные будни.

В третье воскресенье августа Андрей побывал по делам в Петербурге.

— Погляди, о вас все газеты пишут, а «Отечественные записки» особо расхваливают.

Лазарев развернул журнал.

«Со времени первого предприятия соотечественников наших вокруг света мы почти ежегодно встречаем их — совершающими сей подвиг с необыкновенной скоростью, успехом и отличною честью для Российского флага; но ни одно из сих путешествий не замечательно столько в отношении мореплавания и не было увенчано столь важными открытиями, как экспедиция, отправленная в 1819 году к Южному полюсу под начальством Беллинсгаузена из шлюпов «Восток» и «Мирный» под командой лейтенанта Лазарева…»

— Шалишь, нынче флота капитана второго ранга, — Андрей прервал брата, а тот продолжал:

— «…на картах… означены с величайшей верностью пути обоих кораблей и знаменитого Кука… Английский мореплаватель вернулся назад, кой час усмотрел большие льды, наши же мореходы более 1000 верст пробивались с отчаянным мужеством между ледяных гор, бывши беспрестанно в очевидной опасности быть раздавленными…»

Михаил Петрович положил журнал.

— Где они успели сие выведать?

— Пишущая братия везде просочится. А вот погляди, опять вспомнили твою страсть к моделькам судов, кои привез…

— Ладно, будет. — Михаил распахнул окно.

Из Военной гавани донеслись перезвоны корабельных колоколов.

— Помнишь, как метко Гаврила Романович обрисовал: «Глагол времен! — металла звон!..»

По заведенному обычаю, в эти мгновения склянки отбивали время в одночасье на всех кораблях Российского флота. В Кронштадте ли, Севастополе или на Великом океане. Число ударов колокола, конечно, разнилось и зависело от меридиана нахождения корабля.

Само это действо не бездушно и символично. Звон колокола каждые полчаса возвещает о существовании корабля, сопровождает его от момента схода со стапеля до спуска флага в последней кампании или, не приведи Бог, погибели в морской пучине. Таков вековой обычай, непреложный закон флотской жизни.

Рассуждая о морской службе, нельзя не вспомнить проникновенные слова Ивана Александровича Гончарова, сумевшего заглянуть в морскую душу: «Искренний моряк — а моряки почти все таковы — всегда откровенно сознается, что он не бывает вполне равнодушен к трудным или опасным случаям, переживаемым на море. Бывает, у моряка и тяжело и страшно на душе, и он нередко, под влиянием таких минут, решается про себя — не ходить больше в море, лишь только доберется до берега. А поживши неделю, другую, месяц на берегу, — его неудержимо тянет опять на любимую стихию, к известным ему испытаниям».