Д. Коштолани - Нерон

Скучающие патриции съезжались сюда на летний отдых и, жарясь на солнце, становились чернее своих рабов. Взморье кишело фабрикантами и богатыми бакалейщиками.

Особенно выделялась семья крупного богача, разжившегося во время войны против парфян. Он поставлял в войска перевязочные средства и амуницию и мог позволить себе роскошь жить в знаменитом дворце Лукулла.

Закаленные мальчики, хрупкие девочки и ожиревшие матроны грелись на солнце, любовались разнообразными оттенками воды и наблюдали за вздувавшимися оранжевыми и алыми парусами и скользившими мимо миниатюрными лодками с мягкой внутренней обивкой. Мужчины и женщины, весело гребя, выезжали в открытое море и терялись из вида.

На волнах качались брошенные в воду розы. Греческие и египетские гетеры гурьбой обступали виллы богачей и проливали в море столько благовоний, что оно в часы прилива выплевывало их на берег вместе с пеной.

При заходе солнца лавровые и миртовые деревья вздрагивали. За ними слышались страстные и томные возгласы влюбленных.

Императорская вилла словно вырастала прямо из воды. Морские волны набегали на белые мраморные ступени. Здесь Нерон после двухдневного пути остановился вместе с Поппеей.

Нерона и Поппею несли сюда в общих носилках, и они оба утомились от долгого пути и еще больше от бесконечных, ни к чему не приводивших разговоров. Губы их не раз встречались, но ласки не сближали их.

Теперь было хорошо молчать и смотреть на вечереющее небо, принимавшее зеленоватый оттенок; море, потускневшее после заката, сливалось с небосклоном.

Нерон прервал тишину.

— Мы одни, — сказал он.

— Да, — промолвила Поппея. — Во дворце это неосуществимо. Там за нами постоянно следят.

— Кто?

— Все. Не оттого ли ты недавно тосковал? Там застывает любовь. Как хорошо, что мы здесь! — и она погладила его руку.

Нерон задумался.

Поппея вдруг задорно улыбнулась.

— Тебя, значит, отпустили? Агриппина позволила? Говорят, что без ее разрешения ты не можешь сделать ни шагу.

— Я?

— Да, ты! Ты маленькое, послушное дитя! Хороший мальчик!

Поппея говорила с Нероном материнским тоном. Она была старше его.

— Не сдвигай так сурово брови! Ты выглядишь, как разгневанный Юпитер. Это тебе не к лицу. Что сказала бы твоя мать, если бы она сейчас тебя увидела? Ты бы ее очень огорчил. Ты, надеюсь, не сердишься на меня за то, что я тебя хвалю? Все восхищаются твоей любовью к матери, и поэты грядущего увековечат в твоем лице идеал сыновней преданности. Разве ты не пожертвовал всем для Агриппины: покоем, жизнью и даже престолом.

— Это неправда.

— Не она ли занимала твой трон? Когда приезжали послы, не она ли принимала их первая, требуя, чтобы ей поклонились раньше, нежели тебе?

— Но теперь она не живет больше во дворце и даже лишена своих телохранителей.

— Да, — медленно проговорила Поппея, как будто этот разговор ей уже наскучил, — однако дворец Антония, куда она переселилась, ныне важнее твоего. Ты этого, может быть, даже не подозреваешь. Ведь с тобой никто не откровенен! Говорить, как я, может только тот, кто любит не императора, а Нерона! Правда, что у Агриппины нет телохранителей. Но всякий твой воин на самом деле принадлежит ей. Она опутала весь мир своими тайными нитями, и в действительности правит она вместе с окружающими ее лицами. Все, что происходит в государстве — связано с ее именем. Трибуны, эдили, преторы — спешат к ней, а не к тебе. Неужели ты не знаешь ее настойчивости и властолюбия? Рассказывают, что она собрала огромное состояние, но золото ее расплывается.

— Ты сбросил Палласа, а на его место явилось десять других! Агриппина имеет, кроме того, множество соратниц. Это — мужеподобные женщины и болтливые мегеры, распространяющие угодные ей слухи. Поступай, как ты находишь нужным, но знай обо всем, чтобы не служить посмешищем. Я многое слышала. Тебя называют императрицей Нерон, а ее — императором Агриппиной, правителем римлян.

— Это неправда.

— Взгляни хотя бы на деньги, — и Поппея бросила на стол золотую монету. — Здесь опять — она. А на обороте ты с лицом младенца; вечный младенец!

Нерон взял в руки монету.

— Ты должен смотреть правде в глаза. Когда ты вторично стал консулом, Агриппина этого не вынесла и упала в обморок.

— Но что она хочет? — в недоумении спросил Нерон.

— Не знаю! Впрочем, это не важно. Все — дело взгляда. Если ты желаешь, пусть все остается по-старому. Не всякий рожден для власти. Есть люди, предпочитающие всему в мире — игру в мяч. Наконец, у тебя есть другие стремления.