За все почести он широко расплачивался деньгами, о ценности которых потерял всякое представление. За переписку нескольких своих стихов он приказал выплатить писцу Дорифору два с половиной миллиона динариев; когда обратили его внимание на значительность этой суммы — он рассмеялся и велел ее удвоить.
Поппея была с ним любезна, иногда целовала его, но придавала их беседам характер подчеркнутой простоты, противоречившей ее прежней экспансивности. Большей частью она в разговорах с Нероном ограничивалась передачей виденного и слышанного.
— Лукан написал длинное произведение, — сказала она однажды. — Это произведение находят очень удачным. Известно ли тебе об этом?
— Что оно собой представляет?
— Мне показали только часть. Но чувствуется широкий размах. Тон — героический. Слова кажутся точеными. Лукан на сей раз вызвал всеобщее одобрение. Появилось также несколько молодых поэтов, подающих большие надежды: новый Виргилий и латинский Пиндар.
Однако, вопреки ожиданиям Поппеи, сообщение это ничуть не смутило Нерона.
— Сенека тоже пишет много стихов, — добавила она.
— Милый, добрый старик! — благожелательно проронил император.
Задача Поппеи была нелегка. Нерон никому больше не завидовал. Он считал себя неуязвимым.
Но однажды Поппея как бы невзначай заговорила о слышанных ею накануне стихах.
— Они состоят всего из нескольких строк. В них поется про фиалковое море.
— Чьи они? — спросил Нерон с непривычным волнением, заранее зная ответ.
— Британника.
— Они красивы?
— Красивы ли они? — она повела плечом. — Они необычайны.
Нерон, затаив дыхание, уставился на Поппею, словно на призрак, поднявшийся из могилы.
— Да, стихи эти необычайны. Достаточно услышать их один только раз, чтобы никогда не забыть их.
— Но произведение это бледно, — возразил Нерон, — бледно и бессильно, каким был он сам.
— Это больная, но благородная песнь, — задумчиво произнесла Поппея.
— Не кажется ли тебе, что такая песнь недолговечна? Она имеет лишь мимолетный успех. Затем — словно уносится ветром.
— Возможно.
— Сила ценнее, — взволнованно продолжал Нерон, — в ней будущее, в ней — бессмертие. Но отчего ты не отвечаешь?
— Откровенно говоря, я в этом не разбираюсь… — и она внезапно умолкла.
— Я знаю, о чем ты думаешь! — продолжал Нерон. — Ты думаешь, что я не создал такой вещи. Признайся!
— Нет…
— Отчего ты это так неуверенно отрицаешь?..
Поппея посмотрела куда-то вдаль и опять ничего не ответила.
— Я тоже написал про море, — возбужденно проговорил император, — но у меня волны гремят, и сам стих брызжет и бьется… Ты знаешь это произведение?
— Да.
Нерон почувствовал, что Поппея не ценит его таланта, и в этот момент ненавидел ее. Но он уже не мог продолжать свой путь в одиночестве. Он ежедневно посылал за ней, и она являлась. Поведение ее было заранее обдумано. Она коварно, как бы случайно, задевала его самолюбие; иногда, впрочем, позволяла себе и похвалить его. Теперь она не была более одинокой, а опиралась в своей борьбе на живое еще воспоминание: на умершего поэта, ставшего ее тайным союзником.
Ее споры с Нероном оканчивались дикими поцелуями, не приносившими, однако, ни удовлетворения, ни радости.
Случалось, что император звал Дорифора и требовал у него ту или иную рукопись, чтобы вместе с Поппеей читать стихи.
Дорифор вновь и вновь переписывал произведения Нерона во многих вариантах; он их запечатлевал на свитках пергамента и папируса черными и красными тонами; буквы были красивы, как ровные жемчужины. При виде, их собственное творчество казалось императору еще прекраснее. Тем не менее, став признанным поэтом, Нерон перестал писать. Он ограничивался декламированием своих старых стихов и жил ранее накопленным духовным капиталом.
Писец Дорифор был родом из Греции. Ему еще не исполнилось двадцати лет. Он был высок и строен. Он скромно входил, полный юношеской застенчивости, и, смущенный, уходил.
— Кто это? — увидя его в первый раз, спросила Поппея.
— Никто. Мой писец.
— Красивый мальчик, — рассеянно обронила она и стала разбирать рукопись.
— У него уверенный почерк, но сам он робок! Всегда ли он такой?
— Почему ты это спрашиваешь?
— Мне просто интересно. Когда-то в Афинах я видела статую, которую он мне очень напоминает.
Больше они о нем не говорили. Вскоре, однако, им снова понадобились его услуги, и Нерон послал за ним.
Дорифор подал папирус; он был взволнован; угловатым движением он нечаянно коснулся горячей ладони Поппеи. Она несколько мгновений удержала его руку в своей. Затем, словно после мимолетного сновидения, руки их дрогнули и нехотя оторвались друг от друга.
Читать дальше