Д. Коштолани - Нерон

Поппея, видимо, не обратила внимания на похвалу. Она как будто вспомнила что-то; вздохнула, словно порываясь заговорить, но многозначительно остановилась. Молчание ее, однако, не было тягостно.

— Я боюсь… здесь никого нет? — и она беспокойно оглянулась.

— Меня несли сюда в завешанных носилках, через узкие переулки, — доверчиво поведала она… — Если бы он только заподозрил — это было бы ужасно.

— Кто?

Поппея не ответила.

— Послушай, — проговорила она, — как бьется мое сердце!

Нерон небрежно приложил руку к ее груди. Маленькое сердце буйно трепетало, как птица, попавшаяся в клетку.

Иностранный язык придал императору смелость.

— Ты прекрасна, — глухо проговорил он, словно нехотя признаваясь в этом. — Ты усталая, слабая кукла… Ты даже не красива… Но ты — особенная и оттого мне нравишься. Я всегда осмеивал и презирал Венеру, эту профессиональную богиню красоты; она мне отвратительна! Минерва и Диана тоже ничего не говорят моему взору, они — для толпы. Размеренное и правильное не может быть прекрасным. Оно уродливо. Только страшное, полное извивов, только отклоняющееся от общепринятых образцов — красиво. Такова ты. Ты — маленькая, необычная женщина, с изломанными бровями и трепетными ноздрями, похожими на крошечные, белые паруса!

Для первого раза Поппея не желала большего. Она была настороже; подготовляла каждый жест, каждое слово.

Теперь она встала и освободила свою руку из руки Нерона. Она решила, что на первый раз достаточно.

Пробормотав несколько сбивчивых слов об Отоне, который ее где-то ждет, она опять вздохнула: — Да, надо идти!

Под вечер Нерон снова послал за нею, но ее не оказалось дома. На следующий день она велела передать ему, что она нездорова. Лишь через три дня она явилась во дворец.

— Где ты пропадала? — спросил Нерон. — Ты бежишь от меня, а когда я тебя встречаю — смотришь на меня, как чужая. Какие у тебя большие глаза. Сегодня они совсем черные.

Перед уходом из дома она пустила под веки немного яда, от которого зрачки неестественно расширились.

Нерон возлежал с полузакрытыми глазами. Он словно бредил…

— Ты — птица. Легкокрылая ласточка. Или нет — сокол с колючими когтями… Ты — плод, цветок, роза… Я люблю тебя!

Поппея сидела перед ним молчаливая, спокойная, невозмутимая. Она сжала голову обеими руками, будто не желая слушать его слов, не желая о них догадываться… Затем она погладила лоб Нерона, тихо, как ласкают ребенка.

— Успокойся, — прошептала она. — Так! Теперь мы можем разумно поговорить. Я пришла сообщить тебе, что мы должны расстаться; спокойно, без гнева, теперь, пока еще не поздно. Что могут дать нам наши отношения? Мы оба только страдаем. Пожалеем же самих себя! Ты могуществен, — продолжала она, зажмуривая глаза с ребяческой важностью. — Но и ты не можешь достичь невозможного.

— Из-за Отона? — запальчиво воскликнул Нерон.

— Да, — ответила Поппея, — но также и из-за нее, — она сделала жест в сторону покоев Октавии.

— Из-за нее! — пренебрежительно повторил император. — Бедняжка, — добавил он жалостливо.

— Говорят, она красива.

— Может быть. Но для меня только ты красива. Ты — трепетная страсть, пламенная страсть, пламенное забвение. Рука твоя тепла, а ее руки холодны как лед.

Уста твои горячи — неизведанные мной уста, подобные огненному меду. Их я искал… — И он потянулся к ней, хотел коснуться ее губами. Но она отвернулась.

— Нет! Императрица выше меня! Она внучка или дочь богов.

— Не говори о ней!

— Она твоя супруга и она — мать.

Нерон с горечью рассмеялся: «Да, бездетная мать несчастных и униженных!»

— Но она благородна. Во мне же нет благородства, нет возвышенности…

— Если бы ты знала, как мне претит возвышеннее! Ее скучная возвышенность!

Поппея слушала; подняла умную голову — маленькую голову змеи… проговорила решительно и восторженно:

— Ты — художник, истинный поэт…

— Да, — сказал Нерон, словно на мгновение очнувшись от сна. — Но я давно ничего не пел.

— Спой что-нибудь.

Он принес лиру и жестким прикосновением извлек нестройную разноголосицу звуков.

Поппея в совершенстве владела лирой, но бесподобно играла и на другом божественном инструменте: на струнах чужой души.

— Написал ли ты что-нибудь новое?

— Нет.

— Ты запускаешь свой талант. Жаль. Я знаю несколько твоих стихов наизусть — они прекрасны! Но у тебя много врагов.

— Много, — хрипло повторил Нерон, кладя лиру в сторону. — Все мне враги!