Юрий Когинов - Татьянин день. Иван Шувалов

Как же всё это было не похоже на то, что случилось с нею самою и её Алёшей, когда они впервые встретились и самозабвенно отдались друг другу! И ни косые взгляды со стороны, ни осуждения вслух, что понеслись по всему Петербургу, не смогли не только разъединить их любящие сердца, но даже в самой малой мере приглушить их чувства. А ведь какой повод был, чтобы их любовь задушить в самом её начале, какой гнев она возбуждала супротив себя самой, русская цесаревна.

И — на тебе, спуталась с простым казаком, вчерашним свинопасом и пастухом!

«Нет ничего на свете сильнее и краше любви. И верно в романах пишется, что за любовь можно и жизнь отдать, а человек, в сердце которого поселилась любовь, всё готов пережить и всё преобороть. Вот я сама. Как бы ни было мне подчас безвыходно тяжело, а положишь голову на грудь Алёшеньке, проведёт он своею сильною и горячею ладонью по моим волосам — и я словно родилась заново! Такие немереные силы вселяет в меня любовь», — счастливо подумала Елизавета и вслух произнесла:

— Теперь, сестрица моя нареченная, и к тебе придёт счастье полною мерой. Ах, как мне радостно за тебя: он вернулся, и твоя беспросветная жизнь вновь озарилася волшебным лучом. Вот почему я давеча сразу поняла, почему ты так вся словно светишься изнутри, будто в тебе само солнце какое зажглось. Разве не так?

— Так, так, моя милая и верная подружка! — снова перешла на шёпот Анна Леопольдовна и порывисто, совсем не похоже на её полусонные манеры, кинулась обнимать цесаревну.

Она быстро, перебивая самое себя, рассказала, как третьего дня, когда объявился граф Линар, они углубились в сад и уединились там в беседке, скрытой разросшимися кустами.

— Как он смотрел на меня, как целовал меня всю — лицо, руки!.. — вспыхнула рассказчица. — Ты, думаю, лучше других поймёшь моё состояние, когда всё вокруг, кроме него, перестало для меня существовать. Только он и я в целом мире. Ведь у тебя так с Алексеем, так, скажи мне?

В ответ щёки, даже лоб цесаревны покрылись краскою, и она опустила голову.

— Да-да, я понимаю, — снова обняла принцесса подругу. — Об этом не говорят вслух. Это — только его и моё. Но я так давно... я так долго хранила его образ в своей душе, что, когда он вернулся и всё между нами возникло вновь, я не нахожу себе места. Знаю, что стыдно, неловко о самом сокровенном вслух, а вот не могу не поделиться... Но не со всеми, не с каждым. Только с тобою, поскольку знаю, как ты любишь меня и что у тебя похожее состояние, да ещё — с Юлианой. О, с нею я делюсь всем-всем, иначе я померла бы, оставаясь в четырёх стенах с тем, кто мне омерзителен и противен... Спасибо тебе за то, что у тебя такое нежное и чуткое сердце. Надо же, угадала, что у меня на душе, и приехала меня повидать...

Скособоченный, с драной кожей и с растресканными стёклами возок цесаревны, прыгая в разбитых колеях, остановился у ворот.

В доме, только взошла к себе наверх, откуда ни возьмись — Лесток. Знать, поджидал.

— Как раскраснелись-то, ваше высочество. Возбуждены, право слово, точно что неприятное случилось.

— Напротив, лекарь, радостью вся полна.

— A-а, это, должно быть, оттого, что правительница поведала вам, как она вновь воскресла, когда прибыл Линар, — захихикал Лесток. —Теперь начнутся амуры, да такие, что и сам принц, её муженёк, не разберёт.

— Да что ведомо о любви тебе, старому холостяку? — поддразнила его Елизавета. — Одно только знаешь: когда кровь кипит, пустить её красною струёю. А от горя или от неизбывной радости — то тебе, эскулапу, всё едино.

— А вот и нет, матушка, — возразил врач. — Что касается вашего высочества, кому я верно служу, можно сказать, с самых младых ваших лет, всё, что ни происходит вокруг, мне далеко не безразлично. Вот вы возвратились из дворца в состоянии возбуждённом. И я не за ланцет хватаюсь, чтобы кровь вашу остудить, я душу вашу хочу уберечь от злых, против вас плетущихся козней. Вот тот же Линар...

— А что Линар? — нетерпеливо и с вызовом перебила его Елизавета. — То не наше с тобою дело — подглядывать в замочную скважину. Любятся, счастливы — слава Богу. Сам знаешь, как я к амурным дедам отношусь, коли в них нет обмана и грязи.

— Тут вы правы, — согласился Лесток и изменил своему ёрническому тону: — Когда нету обмана и грязи. А именно там-то — сей черноты и коварства невпроворот! Знаете, что задумано промеж них? Линар решил свататься за лучшую подругу правительницы — Юлиану Менгден. А зачем? Что — больно влюбился в неё? Как бы не так! Ход придуман для того, чтобы граф сей возлюбленный всегда был с нею, принцессою, рядом, а другие, в первую очередь муж её, о сём ничуть не подозревали. Говорила об этом вашему высочеству ваша названая сестра?