Олег Фурсин - Калигула

Юлия Ливилла спала. И возиться с ней не хотелось: пока умоют, пока оденут, пока расчешут и покормят!

И потому Калигула взял свою единственную оставшуюся подругу за руку. Усадил ее в повозку. И повез к бабушке Антонии [76] Антония Младшая (лат. Antonia Minor; 31 января 36 г. до н. э. — осень 37 г. н. э.) — дочь Марка Антония и Октавии Младшей, одна из самых знаменитых женщин эпохи становления империи, племянница Августа, мать Германика и императора Клавдия. .

Еще один остров посреди бушующих волн. Еще один оплот в их жизни. Еще одна крепость, которая не сдалась!

Все-таки, несмотря на возраст, в котором верят лишь себе самим, не затрудняясь еще оглядкой на других… несмотря на этот возраст, они были всего-то детьми, заблудившимися во мраке одиночества.

Как оказалось, бабушка ждала их. Чуть ли не на пороге: а ведь не сказались, что приедут. Выбежала в атрий, как бегала когда-то навстречу мужу, обняла и расцеловала, прежде — Калигулу, любимца своего. Потом Друзиллу. Оглядела обоих внимательно. Расспросила о жизни в доме Ливии.

— Совсем уж плоха, говорят, Августа? Болеет? Пошли ей Асклепий исцеления от всякого недуга!

Калигула удивился. Большой любви к Ливии племянница Августа раньше не питала. Как будто и ревновала внуков к сопернице. Вот ведь, ждала, а не посылала в дом к Ливии за ними. Что же теперь?

Видимо, Антония невысказанный вопрос внука поняла. Поспешила его недоумение разрешить.

— Я ведь ей не враг, Сапожок. Пока она за вас болеет, пока бережет, мне легче. У нас с ней одна теперь забота; но она-то больше значит, чем я. Я бы вас к себе взяла бы с радостью. Но чем дальше тот день, когда это случится, тем лучше. Вам я тоже не враг.

Подоплека всех этих разговоров обоих бабушек была ясна. И на сердце росла тревога: Тиберий! Император Рима — действительно враг их семьи, немилость его обрушилась на них всею силой ненависти. Что же делать?

А делать нечего. Прижиматься к бабушке Антонии, к ее крупному, здоровьем пышущему телу, чувствовать тепло, от нее исходящее.

Прабабушка будто иссохла вся; прикасаешься к ней, словно холодом принизывает. Каждая кость на руке обозначена прилипшей сухой кожей. Мало осталось в ней жизни, это ощутимо. Какое счастье, что бабушка Антония другая!

— Ну что, поехали? Отец уж заждался?! — спросила бабушка Антония. Уж после того, как накормили по ее приказу внуков сладкой морковью, приправленной медом, с дроблеными орехами и изюмом. Не могла же бабушка забыть, что любит Калигула. В доме Ливии не останутся дети голодными; в доме Антонии — обделенными любовью. А это не одно и то же.

Лишь в это мгновение понял Калигула, зачем он тут. Обрадовался донельзя, словно ребенок. Конечно же, поехали! И бабушка их ждала. И Розалии в Риме. И они с Друзиллой не просто так тут. Конечно, нет мамы, но есть бабушка. И они поедут к отцу!

Они двинулись к сердцу Рима, к Марсову полю. К месту между Фламиниевой дорогой и Тибром. Там, в шестое свое консульство, воздвиг Август мавзолей. Не для империи, а для себя и членов семьи своей. Большая, на высоком фундаменте из белого мрамора могильная насыпь стоит у самой реки, до вершины густо усаженная вечнозелеными деревьями. Увенчана насыпь статуей Августа. А вот окрестные рощи и места отданы народу Рима для прогулок.

Вот и сегодня Рим сосредоточен в этих местах. Много пеших, много конных; много тех, кого несут на носилках, много и тех, кто везут в различных повозках.

Бабушкина каррука [77] Каррука (лат. сагruса, из кельт. katruka, четырехколесная повозка) — дорожная карета, повозка на четырех колесах, впоследствии экипаж древнеримской знати. , открытая, с высоким кузовом, легкая и быстрая, прекрасно отделанная снаружи и удобно устроенная внутри, запряженная двойкой, с трудом ползла, рассекая толпу. Рим сегодня утопал в розах. Пожалуй, чужестранцу, например, с непривычки и не вынести густого цветочного аромата. Красные и белые, реже желтые головки совершенных в своей красоте цветов в руках у прохожих; россыпи цветов на обочинах дорог: это на продажу. Сегодня розы нужны Риму как никогда. Сегодня ими осыпают ушедших близких в память о них.

Молчаливая обычно Друзилла вдруг удивила вопросом. Не Калигулу, конечно, а бабушку. Калигула сестру знал; он, правда, не всегда мог понять, что у ней в голове и на душе. Но что всего много, он знал точно. И то, что ее интересует, обычно выходит за пределы привычного или дозволенного. Иногда за рамки вежливости. Как сейчас.

— Каким он был, Марк Антоний? Как ты его помнишь, бабушка?