Лев Прозоров - Мифы о Древней Руси. Историческое расследование

Раскапывал Любшанское городище Евгений Александрович Рябинин. Специалист по финно-угорским культурам, он и здесь ожидал увидеть финское племенное поселение. Однако Евгений Александрович, в отличие от иных финнофилов (в том числе и с археологическими дипломами), был настоящим учёным, и почти сразу понял – финны тут ни при чём.

Не совсем «ни при чём», как выяснилось позже. Очень давно на этом месте стоял острожек какого-то племени рыболовов. Традиционно археологи считают это поселение финским, хотя узнать достоверно, на каком языке говорили аборигены берегов Любши, конечно, нельзя. Потом пришли другие люди. Острожек [85]сожгли. А пепелище – показательный момент для понимания отношений пришельцев с туземцами – перепахали. В буквальном смысле – сохой. Высокий холм, на котором, естественно, не собирались ничего сеять. Прямо как римляне руины Карфагена, только что солью не засыпали по паханому – «чтоб и духу не было».

Кривичи – предположили археологи. Оказалось, что и не кривичи. Кривичи, хоронившие прах сожженных сородичей в длинных курганах, уже обретались в Приладожье не первый век к моменту возникновения Любшанской крепости, но построили её не они. В конце VII века христианского летоисчисления крепость у впадения Любши в Волхов возвели другие пришельцы – словене ильменские. Возвели по тем же архитектурным образцам, что и укрепления южнобалтийского Поморья. Те края останутся образцом для северно-русских зодчих ещё полтысячи лет – конструкция вала Новгородского Детинца, возведённого в 1116 году, тоже повторяет укрепления балтийских славян, не имея аналогов на Днепре. «Людье новгородские от рода варяжьска до днешьнего дни» [86]– ещё Новгородский летописец подметил, а уж он-то, наверно, знал своих земляков, а равно и варягов – кто они и откуда пришли.

Про южно-балтийские истоки северно-русского зодчества к моменту открытия Рябинина археологи знали уже давно, но продолжали упорно считать варягов скандинавами. Сенсацией (так до сих пор толком и не замеченной ни научным сообществом, ни обществом в целом) было другое: стены Любши (как мы будем называть здесь для краткости Любшанское городище) были каменными! Это в конце VII века! За сто лет до начала «эпохи викингов». За двести лет до появления на берегах Волхова легендарного Рюрика с братьями и дружиной. За триста лет до того, как жителей этих берегов огнём и мечом приобщили к религии «любви и милосердия». Среди лесных дебрей и топких болот Ладожского края дремучие славяне, вместо того, чтоб сидя в болоте, дышать сквозь тростинку, да отнимать у медведей дикий мёд, взяли, да и поставили первую в этих краях – да во всей Восточной Европе (если не считать греческих полисов на берегах Азовского и Чёрного морей; до хазарских крепостей ещё лет сто) – каменную твердыню. Вот они, на фотографиях, раскопанные археологами каменные стены крепости, чьё подлинное имя до нас не дошло.

Почему именно здесь – на полдороге между берегом Ладожского озера («моря Нево», как его тогда называли) и городом Ладогой? На этот вопрос даёт ответ геология, а не археология. В те далёкие века Ладожское озеро стояло под самым холмом, на котором поднялись каменные стены Любши, а место будущего города Ладога ещё было волховским мелководьем. Только спустя полвека на месте будущей Ладоги появятся первые постройки (на мостках, берег, видно, был ещё сырым и болотистым). А холм Любши был на десять метров выше Ладожского, и уже в те времена поднимался высоко над водою, контролируя тогдашнее Волховское устье – пункт стратегической важности.

Архитектура Любшанского городища, привезённая с берегов южной Балтики, имеет глубокие истоки, уходящие в древний мир. У прославленных градостроителей-римлян учились предки варяжских колонистов возведению каменных стен. Там, на южном берегу Балтийского моря, о древнем Риме помнили ещё в Средние века. В языческом храме Волына показывали копьё, якобы принадлежавшее Юлию Цезарю.

Пережившая несколько пожаров и сеч, каменная твердыня Любши не пережила изменений климата. Воды «моря Нево» отступили к полуночи, на просохшем берегу Волхова поднялась новая княжеская крепость – Ладога, выросшая из посёлка торговцев и ремесленников (ещё один маленький намёк – на Варяжской улице той самой Ладоги археологи нашли храмовое здание Балтийских славян). И Любшанская каменная крепость, будто старый воин, забытый теми, чьё безопасное детство и счастливая юность прошли за его широкой спиной, угасла в забвении перед самым началом русской истории. И возможно, с ладей Рюрика, идущих в Ладогу, оглядывались на заброшенные, опустевшие каменные стены на высоком берегу.