Лев Прозоров - Мифы о Древней Руси. Историческое расследование

В «Песни», кстати, вроде и ещё один повод для «презрения» добавляется – ну язычник же, поганин, так сказать, а невеста не только германская принцесса, но ещё и христианка [75]… Но всем как-то безразлично.

Имена Атли и Этла на протяжении всего раннего средневековья были у скандинавов и англосаксов аристократическими. Ими называли ярлов и епископов [76].

«Песнь о Хельги, сыне Хьёрварда»:

«Идмундом звали его ярла. У него был сын Атли» [77].

«Сага о Хальвдане Чёрном» из «Круга Земного» Снорри Стурлусона тоже знает ярла-тёзку правителя гуннов:

«К нему приехал ярл Атли Тощий из Гаулара» [78].

Английский средневековый автор Беда Достопочтенный в своей «Церковной истории народа англов»:

«Пять человек из этого монастыря впоследствии стали епископами, а именно Боза, Этла, Офтфор, Иоанн и Вилфрид, все мужи редкого благочестия и святости. Первый, как уже говорилось, был посвящен в епископы Эборака; о втором можно вкратце сказать, что он был епископом города Доркика» [79].

Впрочем, что там Аттила-Этла-Атли-Этцель…

Сигурд Убийца Фафнира – он же Зигфрид – может смело быть назван лицом нордического мифа. Величайший из героев Севера, воплощение скандо-германского идеала, белокурая бестия, символ тевтонского духа, центральный персонаж героических песен Старшей Эдды, саг, немецких поэм, опер Вагнера, массы картин и скульптур.

«Пророчество Грипира» из «Старшей Эдды» даёт – под видом прорицания – такую емкую характеристику этому герою:

Наверно, поэтому глаза читателей «соскальзывают» с одной детали образа героя из героев в самом архаичном из посвящённых Сигурду-Зигфриду памятников – тех самых песнях «Старшей Эдды».

В «Краткой песни о Сигурде» [82]северный витязь дважды назван «гуннским конунгом». И ещё один – поименован «гуннским Бальдром войска» – то есть украшением войска, лучшим из гуннских ратников.

В «Гренландских речах Атли» [83]Сигурд обозначен «князем гуннов».

Итого – четыре раза «Старшая Эдда» называет своего героя номер один гунном. Готом – ни разу.

Конунгом гуннов герой не раз величается ещё и в «Саге о Вольсунгах» – но предания Эдды всё же считаются источником более ранним и более надежным.

Вот такой вот поворот.

Интересно, а как это вообще состыкуется в головах читателей с привычным нам образом гунна из массовой культуры – колченогого вонючего дикаря-монгола, зверочеловека, одним словом, полной противоположности всего, что вкладывается в образ «гуннского Бальдра войска»?

Ну а теперь – «Тидрек-сага».

Аттила сватается к дочери «конунга русов Озантрикса». (Напомню, германские правители сами к Аттиле своих дочек сватали.)

Ответ:

«Нам кажется удивительным, что конунг Аттила так смел, что дерзает просить руки нашей дочери, ибо он взял с боя наше царство, от этого он возгордился. А отец его Озид был незначительным конунгом, и род его не так знатен, как были русские люди, наши родичи» [84].

Занавес. Кому (причем вроде бы «гордым тевтонам») настолько «завидный жених», что и самим посвататься не грех, а кому (причем вроде бы «гунносклавинам») даже после военного поражения «род его не так знатен».

Каменный страж у колыбели Руси

Многие видели картину Николая Рериха «Заморские гости» (раньше я бы написал «все видели» – она в советские времена даже попала в учебник для средней школы; сейчас – не знаю). По широкой реке под ясным дневным небом скользит ладья с высоко поднятым резным носом.

Ветер надувает пёстрые паруса. Грудь корабля рассекает речные волны, обрастая «усами» из пены – корабль идёт против течения. Люди в остроконечных шлемах оглядывают холмистые берега. На одном их холмов – крепость. Вроде бы даже с каменными стенами… Фантазия? Рерих взял пейзаж на этой картине не из головы. Более ста лет тому назад, на рубеже XIX и XX веков он часто навещал северный край. «Перед нами один из лучших русских пейзажей. Широко раскинулся серо-бурый Волхов с водоворотами и серыми хвостами течения посередине; по высоким берегам сторожами стали курганы, и стали не как-нибудь зря, а стройным рядом, один красивее другого. Из-под кургана, наполовину скрытая пахотным чёрным бугром, торчит белая Ивановская церковь с пятью зелёными главами. Подле самой воды типичная монастырская ограда с белыми башенками по углам. Далее, в беспорядке, серые и жёлтые остовы посада в перемежку с белыми силуэтами церквей. Далеко блеснула какая-то глава, опять подобие ограды. Что-то белеет, а за всем этим густо-зелёный бор – всё больше хвоя; через силуэты елей и сосен опять выглядывают вершины курганов. Везде что-то было, каждое место полно минувшего. Вот оно, историческое настроение (По пути из варяг в греки// Н.К. Рерих. Собрание сочинений. Кн. I. М., 1914, с. 46–48) 1. «Один из лучших русских пейзажей» открылся художнику с вершины кургана «Олеговой могилы» над Волховом. Напротив в древнюю русскую реку впадала неприметная речушка Любша. Но о том, что на холме у её устья когда-то действительно стояла крепость, учёные узнали спустя сто лет после гениального прозрения Николая Константиновича, в 1997 году.