Галимов Брячеслав - Мария Стюарт, соперница Елизаветы

– Мадам, ваше величество, – засуетились вокруг Елизаветы другие камеристки, – сейчас мы уберём булавку. Вот так. Позвольте продолжать?

– Конечно, продолжайте, – или вы хотите, чтобы я вышла к послу полуголой?… О чём мы говорили? – Елизавета посмотрела на Джейн.

– О Генрихе Наваррском, мадам.

– Да, о Генрихе. Его ветреную жену зовут Маргаритой, но такое же имя носила его достойнейшая бабушка. Она была католичкой, однако протестанты находили защиту и покровительство при её дворе. Так и должно быть, – не гнать же нам от себя иноверцев, если они приносят пользу стране? Мой отец, король Генрих – Царствие ему Небесное! – после разрыва с Римом убивал у нас католиков; моя старшая сестра, королева Мария – упокой, Господи, её душу! – убивала протестантов, – а у меня исправно служат и те, и другие… У Маргариты Наваррской был дар привечать таланты: многие поэты, литераторы, ученые стали известными благодаря ей, и Клеман Маро – один из них. Вот послушай, что он написал, когда в Лувре поставили статую Венеры:

Тонко подмечено, правда? Мы не можем позволить себе излишеств в еде и питье, дабы не утратить стройность фигуры, но подобные ограничения делают нас вялыми, слабыми и холодными, как лёд. Какое ужасное сочетание: прекрасное тело, божественная стать – и бесчувственность! Быть может, оно подходит для мраморной статуи, но не для живой женщины из плоти и крови.

– К вам это замечание не относится, мадам. Вы ни в чём не ограничиваете себя, но вашей фигуре завидуют все молодые девушки при дворе, – сказала Джейн.

– Мне постоянно твердят это, – улыбнулась довольная Елизавета. – Мой отец был очень тучным, в старости он еле-еле ходил, а я, как видишь, не такая. Наверное, я пошла в мать, но я плохо помню её: всего несколько эпизодов детства, какие-то игры, обрывки разговоров. Бедная леди Анна – она вознеслась на вершину власти вопреки своему желанию, а погибла вопреки своему положению. Когда её привели на место казни, она сказала: «Я прощаюсь с миром и от всего сердца прошу вас молиться за меня». После этого она упала на колени и до последнего повторяла: «Иисус, прими мою душу». Придворные сочинили историю, что леди Анна простила моего отца перед смертью, и даже приписывают ей льстивые слова о нём, сказанные на эшафоте, – но это неправда. Я знаю, что она не простила его: не отказывая себе в праве на любовь, он лишил этого права мою мать. Он отнял у неё жизнь, а достаточно было низвести леди Анну с престола. Обида была слишком велика, а как говорила Маргарита Наваррская: «Обида имеет больше власти над женщиной, чем даже любовь, особенно если у этой женщины благородное и гордое сердце». Боже, даруй вечное блаженство Анне Болейн в твоих райских садах!.. Туфли с острыми носками и на высоком каблуке, – обратилась Елизавета к хранительнице гардероба. – Тупоносые туфли, которые так любила моя сестра Мария, мне кажутся уродливыми; хорошо, что мода на них прошла. И позовите моего парикмахера и хранителя драгоценностей… Так тебе Энтони пришёлся по сердцу? – Елизавета тронула фрейлину за подбородок.

– Я ещё не знаю, мадам.

– Ещё не знаешь? – прищурилась королева. – Да, наши симпатии бывают необъяснимыми и непредсказуемыми. Взять моего доброго, славного Дадли: я познакомилась с ним, когда ему было девять лет, а мне едва минуло восемь. Мы подружились и много времени проводили вместе, но по-настоящему он стал мне дорог позднее, гораздо позднее.

– Вы говорите о графе Лестере? – переспросила Джейн, испугавшись чего-то.

– Да, теперь он граф Лестер, а тогда был просто Дадли… Но почему ты встрепенулась? А, ты вспомнила о его первой жене: у нас до сих пор болтают, что он сломал ей шею! Мой Дадли, мой добрый Дадли сломал её шею, – что за чушь! – сухо рассмеялась Елизавета. – Да он и цыплёнку шею свернуть не сможет; если в чём и можно упрекнуть его, так это в нерешительности. Как установили врачи, его жена страдала от неизлечимой болезни, при которой кости становятся такими хрупкими, что ломаются при малейшем сотрясении, даже при ходьбе. Бедняжка оступилась на лестнице и рассыпалась, как разбитая фарфоровая чашка… Зачем Дадли убивать свою жену? Чтобы жениться на мне? Но мне не нужен муж: я обручена с Англией, я умру девственницей, не нарушив этого великого обета! – последние слова королева произнесла громко, на весь зал.