Виктор Вальд - Проклятие палача

Но слова проклятой песни не спешили воскреснуть в памяти. Гудо в отчаяние ударил несколько раз головой о двери, но и это не помогло.

– Сейчас, сейчас…

Проклятые слова, проклятой песни не желали воскрешаться и помогать Гудо.

Окошко стало медленно закрываться. Медленно и страшно как в самом жутком сне, из которого нет пробуждения.

О проклятие палача! Господь только усмехается, а Гальчини, ненавистный мэтр Гальчини, сатанински смеется. И тут за одно мгновение перед глазами Гудо прошли все десять страшных лет в заточении подземелья Правды. День, за днем, месяц за месяцем, год за годом. Невыносимая боль, голод, издевательства и…

И лютое жжет меня горе!», – вдруг радостно прискорбные строчки пропел, вернее, прокричал Гудо.

Окошко вновь распахнулось.

Гудо продолжил, силясь овладеть мотивом песни:

– А дальше? – послышался все тот же голос из-за двери.

– А дальше Эдвард говорит, что уплывет в непогоду и ветру все паруса бросит…

– Мы вспомнили это!

И тут два писклявых, неприятных голоса, дружно и очень тихо закончили песню:

Последнюю строчку братья пропели, уже находясь в комнате Гудо.

– Что здесь происходит?! Как вы посмели без моего приказа? – раздался гневный крик, и в узницу ворвался герцог наксосский.

Арес и Марс виновато опустили головы и прижались к стене.

– Проклятые олухи! Вы знаете, сколько пришлось выложить золота этому проклятому сербу, чтобы он вернул вас мне! Вы и одного дуката не стоите, дети грязной свиньи!

– Они не дети грязной свиньи, – заревел Гудо. – Они дети благородного отца!

– Что? – задохнулся в гневе Джованни Санудо. – Да как ты смел такое сказать? Я тебя…

Но великий герцог не смог ударить в лицо «господина в синих одеждах». Гудо уклонился от удара и тут же нанес свой удар под грудь напавшему. Не дав опомниться ни великому герцогу, ни его телохранителям, он повалил Джованни Санудо на пол и сдавил локтем его горло. Тут же он выхватил поясной нож из ножен Джованни Санудо и слегка вонзил его под сердце.

– Назад, Арес и Марс! А не то, я его убью!

Близнецы отступили к стене, так и не вытащив мечи из ножен.

– А теперь вы узнаете правду! Кто эти близнецы?

Гудо надавил на рукоять ножа.

– А-а-а! – завыл великий герцог.

– Говори правду и только правду. В моих руках все говорили правду и только правду.

– Я даже не знаю их настоящих имен. Я похитил их у турок… У османского вельможи, – прохрипел Джованни Санудо.

– Почему ты похитил детей османского вельможи?

– Я с другом, бароном Рамоном Мунтанери, привез османам рабов на продажу. Мы захватили их на одном из островов. Нам хорошо заплатили. Мы на радостях выпили. А потом… А-а-а! Проклятый палач! Оставь мое сердце… Я скажу… Мы решили подсмотреть за тем, как купаются мусульманские женщины в море. Невинное юношеское развлечение… Рамону удалось бежать, а меня схватили и привели к двум братьям. Это были Алаеддин и Орхан. Я их молил, и они с оглядкой на мой юный возраст не казнили меня. Только Орхан наказал меня… Он всадил, по совету старшего брата, в мочевой канал моего фаллоса колючую ветку. Так поступали еще в Древней Греции с врагами, которых более следовало помиловать, чем казнить. Но это страшнее казни. О, это была невыносимая и физическая и душевная боль.

Мне велели убираться прочь. Но я… Мы с Рамоном решили отомстить и в ту же ночь проникли в лагерь турок. Нам удалось похитить двух малышей. Мы знали, что у Алаеддина и Орхана дети родились почти в один день. И я надеялся, что похитил детей обоих братьев. Но это были близнецы. Я сначала хотел их убить и отправить трупы отцу. Пусть хотя бы один из них испытает ту боль, что выворачивала мою душу. Но потом передумал.

Я сделал более правильно…

– Ты отдал детей изуверу Гальчини, и тот сделал из детей не только кастратов, но и монстров воинов. Безжалостных убийц и послушных псов! Такие были в особых отрядах тамплиеров. Я читал записки Гальчини в своих долгих скитаниях!