Борис Подопригора - Запомните нас живыми

Честь имею, товарищ командующий.

В 2002 году, не без труда управляясь протезом, он вошел в контейнер замкомандующего группировкой на Северном Кавказе. Чеченская Ханкала нередко знакомила людей, которые вряд ли нашли бы друг друга в «миру». Сергей Говорухин имел основание быть ироничным к командованию группировки. Тем не менее уже при второй нашей встрече он неожиданно написал письмо-рецензию на мои стихи. Рецензию – скорее ироничную, но теплую. Со взаимных улыбок началась дружба, хотя в дальнейшем мы виделись нечасто. В основном на ежегодно проводимых им вечерах памяти. Каждое 11 декабря они посвящаются невернувшимся с чеченской и других недавних войн.

Правда, была одна встреча – особая по месту в памяти. Сергей едва ли не первым откликнулся на диагноз, поставленный мне онкологами, приехал в Питер, привез народные снадобья с автографическим рецептом тогда еще здравствовавшего Александра Исаевича Солженицына. Война задает человеческим судьбам особое притяжение. Без напускного приятельства, но с безошибочным внутренним тестером – «свой-чужой».

Феноменом общественного восприятия Войны, в частности чеченской, стал его фильм-реквием «Прокляты и забыты». Феноменом потому, что многих зрителей-ветеранов не покидало странное ощущение: «Это все-таки Его Война – не моя. Но ею не пощаженный, он имеет право на такой вот эксклюзив». Уже на похоронах Сергея Говорухина прозвучало напрашивавшееся открытие: он, возможно, единственный из современных художников задал своему творчеству шукшинскую планку. Достичь – не хватило жизни.

Виной тому не только война. А диапазон его исканий-забот. Жил на форсаже. Сжег не только творческий ресурс, но и его физическую оболочку. При встрече в стекляшке на метро «Сухаревская» он, опоздав на час, отодвинул бокал и говорил, что наперекор всему должен УСПЕТЬ… В заданной им манере общения – с ироническими подколками – я подарил ему тогда портмоне. Сын культового режиссера, выпускник ВГИКа, он был обречен на сопоставление двух Говорухиных. Но в отцов кильватер не встал. Не только из-за недостатка отцова внимания в детстве, чего Сергей не скрывал. Поэтому был привязан прежде всего к своей семье.

Забытые Отечественные войны предопределили главное содержание его немодного «душекорябывающего» творчества. Писатель по небесному предназначению, он за работу корреспондентом в Афганистане, Югославии, Таджикистане, Чечне получил боевые награды раньше, чем немногие лауреатские звания. Посвященность войне стала для него не творческим идефиксом и не синдромом «ампутированной ноги». Он слишком буквально следовал лозунгу-титулу другого своего фильма – «Никто, кроме нас!». Никто так пронзительно по форме, осмысленно по цели и результату не напоминал об ответственности страны за ее солдат. Три часа из 365 дней в году становились ритуалом воздаяния живых невернувшимся. Воздаяния в виде ордера на квартиру вдове офицера, погибшего в югоосетинскую кампанию. Помощь испытавшим больше, чем он, Говорухин воспринимал как собственную потребность. Даже если помочь всем не хватало «портмоне».

Его вечера электризовали национальную совесть через рукопожатие спецназовца, который на семнадцатом году новой России получил уже третий орден Мужества. Риторический вопрос о востребованности страной иных добродетелей мешал придать говорухинским вечерам напрашивающийся государственный масштаб. Говорухину-старшему не простили «Великой криминальной революции». Говорухин-младший раздражал чиновников напоминаниями о жертвах, которые почти ежедневно несет страна. Раздражал деятельным несогласием с принципом «отвоевал-свободен». Если бы в стране появилось министерство по делам ветеранов, трудно было бы найти другого «командующего» полуторамиллионным младоветеранским «фронтом».

Третий его фильм «Земля людей» перекликается со столь же «несвоевременной» книгой «Прозрачные леса под Люксембургом». Здесь и там – констатация «папиного», но сдвинутого на двадцать лет вперед – «Так жить нельзя». Только с ироничной усмешкой Говорухина-сына. Русский художник, если он не оправдывает конформизм нерусским c’est la vie, из комы не выходит. Его последнее земное пристанище очерчено памятниками космонавту Поповичу, Валентине Толкуновой, плитой с именем Виталия Вульфа. Ушедшие мудрее задержавшихся, которые всегда в меньшинстве…

Сергей Говорухин безо всякой иронии любил Петербург, где ничто не мешало нашим вечерним беседам. По традиции наполненным взаимной иронией между откровениями, после которых повисала пауза. В день его пятидесятилетия – 1 сентября 2011 года – я спросил его о подарке, который бы он хотел получить 11 декабря. Сергей попросил акварель с видом Петербурга. Теперь в его кабинете в фонде «Рокада» – целых пять акварелей с питерскими куполами. У его могилы кто-то в сердцах произнес: «После ухода Сергея в Москве не останусь»…