Лицо Филлиды еще сохраняло девичью округлость. Янтарного цвета волосы, завивавшиеся у висков, золотились, оттеняя нежность кожи. Свежо розовели ключицы и ямка между ними. А чего стоила пухлая нижняя губка! Она одна могла бы сделать состояние любой куртизанке. Для Караваджо Филлида стала Юдифью и святой Екатериной. Теперь он писал с нее Магдалину. Смеющаяся Филлида показалась художнику более живой, чем ее запечатленный на холсте образ. Но ненамного.
Меника подошла к Караваджо и, наступив ему на ноги, обхватила руками за шею. Подтянувшись на носках, она приблизила губы к его уху:
– Там, в алькове, Рануччо. Он говорил о драке – с тобой, Микеле.
Он погладил Менику по щеке. Ее кожа чуть огрубела после шести лет продажного ремесла. Поцеловав ее в лоб, Микеле крикнул в дальний угол комнаты:
– Тебя Пруденца в таверне искала, Рануччо.
Онорио выпрямился и схватился за кинжал. Филлида бросила на Менику недовольный взгляд. С кровати донесся принужденный смех.
Рануччо, отдернув полог, спустил ноги на пол. У него были каштановые волосы, местами выгоревшие до цвета гнилой соломы, и борода той же масти. Он запустил руку в штаны, поковырялся там, что-то извлек, затем стряхнул находку со своих длинных тонких пальцев и потянулся к Онорио за бутылкой.
– Отдай, Лонги, – сказал он. Ему пришлось дернуть бутылку дважды, прежде чем Онорио отпустил ее.
– Забавно, – Рануччо обнял Филлиду сзади, зарываясь носом в ее волосы. – Эта вот резвушка пыталась порезать Пруденцу.
– А ты как думал? – ответила та. – Я застала тебя голым в постели этой мерзавки.
– «Ах ты, дешевка, да я тебя всю исполосую», – передразнил Рануччо фальцетом. – Вы бы ее слышали, парни. Настоящая фурия. «Грязная шлюха, я тебя на куски порежу!»
Их идиллию нарушил Караваджо:
– Оставьте Пруденцу в покое.
– Ты мне должен, живописец, – Рануччо медленно вынул руку из выреза Филлидиного платья и отодвинул женщину от себя. – Помнишь про должок?
– Микеле заплатит, – Онорио хлопнул Филлиду по заднице, – но теперь время музыке и танцу. – Он достал из угла испанскую гитару и бросил ее Караваджо.
Пока тот настраивал инструмент, Рануччо громко мочился в ведро у двери. С первыми нотами «Tiparti, cormiocaro» он застегнул штаны и подступил к Филлиде. Выкинув щеголеватое коленце, он закружил ее в вилланелле. Гаспаре – прямой и торжественный, как на придворном балу, – пригласил Менику. Онорио, смеясь, потянул с места Просперо, и они закружились по комнате.
Караваджо, перебирая струны, запел чистым низким голосом старую болонскую песню:
Расстанусь, милая, с тобой,
И слезы льют рекою,
Душа в разлуке с дорогой
Не ведает покоя.
Рануччо присвистнул и чмокнул Филлиду в шею. «Этот шут и под похоронный марш плясать будет», – подумал Караваджо.
Не покидай меня, душа,
Прошу тебя я богом…
Рануччо замедлил шаг и притянул Филлиду к себе.
А коль уйдешь – вернись, спеша:
Тебя влюбленный молит.
О, мне разлука смерть сулит,
Не покидай меня, душа…
Рануччо с Филлидой повалились на кровать. Она толкнула его на матрас, вскочила сверху и задернула занавеску.
Онорио притопывал и хлопал в ладоши.
– Играй громче, Микеле!
Караваджо постарался заглушить возню и хихиканье, доносящиеся из алькова.
Вскоре, покончив со своим занятием, любовники отдернули занавеску. Довольный Рануччо задремал. Филлида поправила декольте. Меника разложила в миски мясо для Гаспаре и Караваджо. Рагу благоухало мускатным орехом, гвоздикой и корицей.
– Что-то мне поэзии захотелось, – томно протянула Филлида.
Гаспаре поклонился.
– Ваше сердце валяется в постели, госпожа Филлида, но душа обращается за любовью и поэзией ко мне.
– Мне нужны твои стихи, а не околесица в духе Петрарки. Терпеть не могу этого старого плаксу!
– Слушайте, слушайте! – Рануччо хлопнул ладонью по стене.
Обескураженный тем, что даже куртизанка заметила плагиат, Гаспаре прокашлялся.
– Помните картину, которую наш друг Микеле написал несколько лет назад? «Амур-победитель»?
– Тот купидончик с лукавой улыбочкой? – Онорио раскупорил новую бутылку и поднес ее к губам.
Встав в эффектную театральную позу, Гаспаре прочел мадригал. В нем говорилось, что Караваджо изобразил на картине любовь точно как в реальной жизни, с самыми сильными ее страстями.
– «О, не гляди, любви опасен вид, Амур тебя стрелою поразит», – заключил он.
– Неплохо, – Онорио рыгнул. – Хоть сейчас в печать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу