Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

«Аль» представлял, как мучается его «Мар» в своих метаниях между ним и мужем; она знала, что нужна им обоим. Он понимал, что к нему Маргарита испытывает любовь-нежность, а к Коненкову – любовь-благодарность. Ведь тот был ее Пигмалионом, создавший из нее Женщину, превратив девочку-дворяночку в Личность. А он? Альберт пытался утешить, растолковывая свое понимание деликатности ситуации:

– Ты, наверное, знаешь, что большинство мужчин, как и большинство женщин, не являются моногамными по своей природе. И чем больше препятствий для удовлетворения этих желаний ставится на пути, тем с большей энергией люди их преодолевают. Заставлять человека соблюдать верность – это тягостно для всех участвующих в принуждении…

– Хочу курить, – тоном капризной девочки сказала Марго.

– У меня только трубка. Правда, где-то есть и сигары, – смутился Альберт. – Но для тебя они слишком крепки.

– Дай, – потребовала женщина.

Но ее партнер понял все по-своему. Опрокинул ее на спину и, как ребенок, жадно впился губами в ее грудь. Марго тихонько засмеялась, положила руки на его загорелые плечи и, уже не в силах сдерживаться, вонзила в них свои острые коготки, окрашенные сегодня в алый цвет.

– Еще!..

Потом, когда они отдыхали в шезлонгах на палубе легкокрылого ботика «Tinef» [2], Эйнштейн озадачил Маргариту неожиданным вопросом.

– Марго, ты ведь гораздо лучше меня ориентируешься в московской политической элите… Как ты считаешь, к кому я могу обратиться по одному щекотливому, очень важному вопросу?

– А что за проблема?

– Надо помочь одному достойному человеку. Его арестовали там у вас, в России. Он бежал из Германии, работал в университете в Томске, и вот такое недоразумение, заподозрили, что он немецкий шпион. Это чушь собачья, ручаюсь.

– Раз он беженец, иностранец, значит, я думаю, надо ходатайствовать перед Литвиновым.

– А кто это?

– Нарком иностранных дел. Максим Максимович. Если хочешь, я передам твое письмо через советское посольство. Так оно быстрее поступит в Москву, к самому наркому…

Господину Народному Комиссару

Литвинову М.М.

Москва, СССР

28 апреля 1938 г.

Глубокоуважаемый господин Литвинов !

Обращаясь к Вам с этим письмом, я выполняю тем самым свой долг человека в попытке спасти драгоценную человеческую жизнь. Речь идет о математике, профессоре Фрице Нетере, который в 1934 г. был назначен профессором Томского университета. 22 ноября 1937 г. он был арестован и препровожден в Новосибирск в связи с обвинением в шпионаже в пользу Германии. Два его сына были 20 марта 1938 г. высланы из России.

Я очень хорошо знаю Фрица Нетера как прекрасного математика и безукоризненного человека, не способного на какое-либо двурушничество.

По моему убеждению, выдвинутое против него обвинение не может иметь под собой оснований. Моя просьба состоит в том, чтобы Правительство особенно обстоятельно расследовало его дело, дабы предотвратить несправедливость по отношению к исключительно достойному человеку; который посвятил всю свою жизнь напряженной и успешной работе.

Если его невиновность подтвердится, я прошу Вас поспособствовать тому; чтобы и оба его сына смогли вернуться в Россию, чего они хотят более всего. Эти люди заслуживают особого к ним внимания.

Кого, когда и о ком просил сталинского наркома наивный профессор? «Прекрасный математик и безукоризненный человек» Фриц Нетер к тому времени уже был казнен и покоился где-то в полуметровой могилке в колымской вечной мерзлоте. Сыновьям его, слава Богу, повезло больше: «особого внимания» Кремля они, к счастью, избежали. Им удалось добраться до Америки.

Как к последней надежде, к высшей инстанции, как к оракулу или пророку, обращались люди к Эйнштейну с мольбой о помощи. Когда все прочие возможности были испробованы, когда сильные мира сего капитулянтски поднимали руки, признавая свою беспомощность перед безжалостной мощью государственной машины любой страны, и Советского Союза в том числе.

И он не имел права никому отказать. Писал, надеялся, верил.

« Господину Иосифу Сталину,

Москва, СССР, 18 мая 1938 г.

Глубокоуважаемый господин Сталин !

За последнее время мне стали известны несколько случаев, когда ученые, приглашенные на работу в Россию, обвиняются там в тяжких проступках – речь идет о людях, которые в человеческом плане пользуются полным доверием у своих коллег за границей. Я понимаю, что в кризисные и неспокойные времена случается так, что подозрение может пасть на невинных и достойных людей. Но я убежден в том, что как с общечеловеческой точки зрения, так и в интересах успешного развития строительства новой России чрезвычайно важно, чтобы по отношению к людям редкостных способностей и редкостных же творческих сил обращались с исключительной осторожностью.