Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

« Университет г. Минска

Проф. Альберта Эйнштейна

Доктор Громмер является одним из самых опытных ученых по предмету аналитической математики… Он работает со мной более 10 лет на последнем поприще. Лично д-р Громмер очень предан идеалу, к которому стремится русский народ и русское правительство… Он наверняка отдаст все свои силы, чтобы служить доверенной ему научной службе… »

И вот теперь Яков, видимо, догадывающийся, что сегодня у любимого профессора настают не лучшие времена, приглашает его поработать в молодом Белорусском университете. Смешной чудак… Хотя… Почему бы не попробовать? Не в одной же только в науке, но в жизни нужны смелые эксперименты, верно?

Фантастическая идея – заманить знаменитого на весь мир профессора, нобелевского лауреата Эйнштейна на работу в Белорусский университет – настолько захватила Громмера, что он не жалел ни времени, ни сил, лишь бы только достичь желанной цели. Подобно древнеримскому сенатору Катону, который каждую свою речь начинал словами: «Карфаген должен быть разрушен!», Громмер штурмовал любые кабинеты, утверждая: «Эйнштейн должен работать в Минске!» В конце концов, ему удалось воодушевить и вовлечь в осуществление своего стратегического плана даже молодого и энергичного партийного руководителя республики товарища Гикало.

Правда, теперь, говорят, Николай Федорович почему-то остыл, и на профессора Громмера смотрит волком. Может быть, как на бывшего талмудиста?.. Кто их разберет.

Однако же еще ничего не потеряно! Так почему бы не избрать Альберта Эйнштейна почетным академиком Белорусской академии наук? Покажем всему миру, что Минск ничем не хуже Оксфорда или Мадрида!

Настырность Громмера не знала границ. В конце концов, Академия наук БССР направила в ЦК родной партии ходатайство: «Фракцыя Прэзідыуму Бел. АН просіць даць згоду на выбар проф. Альберта Эйнштэйна до лік ганаровых акадэміків Бел. АН. Проф. А. Эйнштэйн зьявляецца самым выдатным міравым вучоным… Проф. А. Эйнштэйн дав таксама сваю прынцыпову згоду… Выбар проф. А. Эйнштэйна будзе мець буйное палітычнае і науковае значєньня для БССР…»

Но, увы. У Николая Федоровича Гикало была очень хорошая память. Но у товарища Сталина лучше.

– …Лекция окончена, – буднично и сухо объявил Эйнштейн и покинул аудиторию.

Студенты потянулись к выходу, еще не подозревая, что сегодня, 20 октября 1932 года, они в последний раз слушали своего профессора. Но для себя он уже принял окончательное решение. Домашним отвел месяц на сборы. Марго должна была, не привлекая лишнего внимания, максимально скрытно переправить весь архив отчима во французское посольство. С руководством миссии Эйнштейн уже договорился, что все бумаги уйдут в Европу дипломатической почтой. Эльза и Элен Дюкас собирали только самые необходимые домашние пожитки. Никакого барахла не брать, проявляя характер, требовал хозяин:

– Эльза, зачем тебе этот старый кофейник?! Неужели в Америке я не смогу купить тебе новый?..

Но, отправляясь на железнодорожную станцию в Потсдам, он все же посоветовал жене:

– Оглянись. Посмотри вокруг хорошенько. Запомни.

– Ты «Капут» имеешь в виду? Зачем? Почему?

– А потому, что этого ты больше никогда не увидишь…

– И Берлин тоже? И Германию?..

– Скорее всего, да.

В начале декабря из Бремена отчалил трансатлантический лайнер, следующий к берегам Соединенных Штатов. Эйнштейн, кутаясь в длинный теплый плащ, вышагивал по палубе, попыхивая сигарой. Эльза, слава Богу, оставалась в каюте.

Он не хотел вспоминать события последних месяцев, но ничего не мог с собой поделать. Один за другим покидали страну лучшие умы. Некоторые просто бесследно исчезали. Из учебников вымарывались фамилии ученых «неарийского» происхождения: не было, дескать, таковых, забудьте. Кое-кто уже называл теории Альберта Эйнштейна «еврейско-коммунистическим заговором в физике». Надежды на то, что все происходящее лишь временные симптомы дурной болезни, улетучивались с каждым днем.

Как вовремя подоспело изысканно вежливое напоминание калифорнийских коллег из технологического института о том, что мистер Эйнштейн, согласно контракту, заключенному еще осенью 1930 года, обязуется в качестве visiting professor вычитать в Пасадене двухгодичный цикл лекций. Для него, как для гражданина Швейцарии, открыта гостевая виза.

На этот раз Эйнштейну было не до познавательно-увеселительных поездок по Соединенным Штатам. Во-первых, строгий график лекций, который утвердил для себя «приглашенный профессор», а во-вторых, и это было определяющим, – события, происходящие в мире, вовсе не располагали к легкомысленным прогулкам. Зато на душу ложился покой при мысли, что его домочадцы будут безмятежно нежиться на солнечном берегу Атлантического океана.