Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

– Ах так?

– Да, вот так, – грустно подтвердил Чаплин. – Стало быть, не видать мне теперь денег на новую картину. А вам, дорогой Эйнштейн – на исследования каких-нибудь своих квантиков. Полный капут…

– Ну, грешен, – смеясь, покаялся Эйнштейн. – Тогда предлагаю отправиться на озеро кататься на моей «Морской свинке»…

– И утопиться?

– Нет, получить удовольствие.

– На свинке?

– Да! Имя моего швертбота – «Tummler», то есть «морская свинка». Такое маленькое толстенькое суденышко.

В 1929 году научный мир шумно праздновал 50-летие Эйнштейна. Сам юбиляр в официальных торжествах участия не принимал, укрывшись в пригороде на берегу озера Ванзее, приняв лишь избранных друзей – Рабиндраната Тагора, Чарли Чаплина, выдающегося шахматиста Эммануила Ласкера и еще несколько человек. Стол украшали любимые блюда юбиляра: грибы, тушеные овощи, разнообразные салаты, фрукты, торт.

Взяв тайм-аут между угощениями, он показывал им сад, предмет своей особой гордости – цветочные клумбы.

– А там что за каланча торчит? – Ласкер указал на видневшуюся вдали какую-то башню.

– А-а-а, – махнул рукой хозяин «Капута». – Это сторожевая вышка или «башня Эйнштейна», как ее называют местные жители и безумные паломники-поклонники. Такие, знаете, печальные останки Потсдамской астрофизической обсерватории, которую соорудили здесь, чтобы следить за «красным смещением» линий солнечного спектра по моей теории относительности… Развалины Помпеи… А теперь любопытные просто карабкаются туда, чтобы с помощью телескопа или бинокля понаблюдать, усердно ли я окучиваю грядки…

Вернувшись к столу, юбиляр обнаружил новую груду телеграмм и приветственных писем, которые выложила перед ним заботливая мисс Дюкас.

– Если отвечать каждому адресату, вы управитесь как раз к своему шестидесятилетию, – посочувствовал кто-то из гостей.

– А я придумал общую благодарность сразу для всех. Могу вам прочесть, господа.

Отсмеявшись, Тагор глубокомысленно произнес: «Сагиб, я бы так не смог». А Чаплин предложил считать слова поэта тостом и поднял бокал. Веселье продолжалось!

Даже вечно насупленный, сосредоточенный гроссмейстер Ласкер позволял себе улыбнуться. Эйнштейн с неизменным почтением относился к старику, считая его одним из самых интереснейших людей, и сожалел, что познакомился с ним только в зрелые годы. Чемпион мира, шахматный король на протяжении почти трех десятилетий… Признавая остроумие древнейшей игры, Эйнштейн не отрицал, что его самого всегда отталкивали шахматы из-за агрессивной борьбы за владычество и духа бесконечного соперничества.

И он верил, что ему удалось разгадать секрет Эммануила Ласкера: « Шахматы для него были скорее профессией, нежели истинной целью жизни. Его подлинные стремления… были направлены к познанию науки. Ласкера влекла к себе такая красота, которая присуща творениям логики, красота, из волшебного круга которой не может выскользнуть тот, кому она однажды открылась. Материальное обеспечение и независимость Спинозы зиждились на шлифовке линз, аналогична роль шахмат в жизни Ласкера. Но Спинозе досталась лучшая участь, ибо его ремесло оставляло ум свободным и неотягощенным, в то время как шахматная игра держит мастера в таких тисках, сковывает и известным образом формирует его ум, так что от этого не может не страдать внутренняя свобода и непосредственность даже самых сильных личностей ».

Обычно не спускавший обид и колких замечаний в свой адрес, профессор Эйнштейн воспринял критическую статью доктора математики и философии Ласкера о специальной теории относительности как раз как сигнал о том, что у него появился еще один союзник и единомышленник: « Острый аналитический ум Ласкера сразу ясно показал ему, что краеугольный камень всей проблемы – это вопрос о постоянстве скорости света в пустом пространстве. Он ясно видел, что если признать это постоянство, то невозможно не согласиться с идеей относительности времени, которая не вызывала у него больших симпатий. Что же делать? Он попытался поступить так же, как Александр, прозванный историками « Великим » , когда тот разрубил гордиев узел ».