Дмитрий Балашов - Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь - трилогия

Была ли Жанна д’Арк крестьянкой или все же незаконной королевской дочерью, как выясняется теперь, и была ли она сожжена?

Прибивал ли Олег свой щит к воротам Константинополя, или ему приписаны подвиги совсем иных властителей, правивших в Киеве до Олега?

Кто такие "неразумные хазары" и какая власть установилась в Хазарин ко времени решительного столкновения ее с Русью при князе Святославе?

Состоялся или нет брак Ольги с князем Малом и чей сын, в этом случае, Святослав?

В самом ли деле Джамуха воевал с Темучжином или это была игра в поддавки двух побратимов, один из которых помог другому прийти к власти?

Союзничал ли Олег Рязанский с Мамаем и указывал ли Тохтамышу "броды на Оке"?

В самом ли деле Соломония Сабурова родила сына, который, в этом случае, был бы "законнее" Ивана Грозного?

Кто финансировал и, главное, с какой целью Октябрьскую революцию в России? И, кстати, какой национальности был Ленин, да и Гитлер тоже?

Кого и за что убили под именем Зои Космодемьянской? Впрочем, история прошедшей войны, особенно в начальной части своей, едва ли не вся покуда состоит из умолчаний и домыслов.

Подобные вопросы бесчисленны, и порою легенда столь укреплена в общественном мнении, что сама попытка критически опровергнуть ее, даже и опираясь на несомненные факты, оказывается недопустимою дерзостью.

Даже и поныне трудно высказать ту несомненную истину, что битва на Дону, позднее названная Куликовым полем, никак не являлась генеральным столкновением Руси с Ордою, что в военном отношении была она лишь выигранным сражением в проигранной войне и что духовное ее значение — осознание владимирскими русичами своего национального единства — было безмерно значительнее политического успеха, а организаторами Мамаева похода явились Генуэзская республика и папский престол, и именно этим, союзом Запада и Востока, направленным против Руси, и был опасен этот набег, отбитый Русью с тяжелыми жертвами, тяжелыми, но все-таки гораздо меньшими, чем это указано в литературной повести о донском сражении и закреплено исторической традицией.

Допустимо спросить и так: а для чего историки добиваются установления реальных фактов прошедшего времени? Зачем вообще надобно разрушать красивые легенды? Зачем доискиваться часто непопулярной истины?

Дело в том, что за легендами всегда стоит или сознательная, созданная с определенной идеологической целью или бессознательная ложь, исходящая из постулатов, принятых без критики.

Так, сугубое подчеркивание жестокости восточных завоевателей имеет целью оправдать европейскую экспансию в тех же восточных странах. Хотя, по существу, жестокость эта, естественная для своего времени, не превышала жестокости европейских завоевателей, а зачастую и значительно уступала ей. Вспомним, что творили орденские рыцари в Поморье и Прибалтике, ужасы европейского завоевания Америки, работорговлю "культурных" европейцев в "некультурной" Африке и т. д. Сколь часто мы вообще превосходство культуры измеряем мощностью пушек и толщиною танковой брони!

Поэтизация подвигов того же Матросова, у которого, скорее всего, попросту сдали нервы (задача солдата все-таки, не отступая, как можно дольше оставаться в живых. Слишком легко разгромить людей, кидающихся на амбразуры!), нужна была сталинскому режиму для самооправдания, для воспитания нерассуждающих людей-автоматов, исполняющих приказы, не задумываясь об их существе. Девушка, жестокою зимой поджигавшая, согласно приказу о "выжженной земле", крестьянские избы в Подмосковье и тем обрекавшая на смерть не столько немцев, сколько своих же русских крестьян (названная впоследствии Зоей Космодемьянской), и ставшая легендарной мученицей, должна была своим примером оправдать этот жестокий и бессмысленный приказ, согласно которому взрывались памятники культуры, уничтожалось жилье, да и многие промышленные объекты уничтожались совершенно зря, без всякого загляда в будущее, без мысли о том, что все это — наше национальное достояние, которое нам же и придется восстанавливать после войны.

Легенда о том, что на Куликовом поле легло девять десятых русской армии, тоже отнюдь не безвредна. На нее опирается постулат, что-де "русские, добиваясь победы, никогда не считали своих потерь". Формула эта, опять же, принадлежит большевистской эпохе, когда потерь — ни в Гражданской войне, ни в Отечественной, ни в период коллективизации — действительно не считали. Но и отвлекаясь от событий XX столетия, скажем, что в сравнительно с Западной Европой редко населенной стране "не считать потерь" было попросту нельзя. Самоубийство никогда не является путем к одолению врага. Все наши истинные победы совершались малыми силами против численно превосходящего (иногда в несколько раз!) противника. Мы обязаны были беречь людей, и бессовестное разбазаривание человеческих жизней, кажется, до эпохи Петра I вообще не имело места в России.