Питер Дарман - Парфянин. Испытание смертью

– Извини меня, я, кажется, несколько поторопился с суждениями. Конечно, я никогда не брошу Спартака. Это, наверное, холод мне мозги затуманил.

Выражение ее лица, только что напряженное и злое, немного смягчилось.

– Я знаю, что ты все сделаешь правильно. И не злись на Афрания. В конце концов, он всего лишь хочет быть похожим на тебя.

Я засмеялся:

– Подозреваю, что он не слишком меня любит.

– Возможно, но он стремится стать таким же победоносным командиром, как ты, чтобы и его все прославляли как великого воина.

Я пожал плечами:

– Я вовсе не великий воин.

Она чуть откинула голову назад, словно рассматривая меня.

– Спартак считает тебя таковым, да и Каст с Акмоном тоже, а последний – крайне суровый судья. Вот я и надеюсь, что ты не станешь доказывать обратное.

Я возликовал:

– Они и впрямь так говорили?

– Возможно, для великого воина не будет слишком трудной задачей организовать ночную атаку конницы на римские укрепления.

Я улыбнулся. Опять она меня перехитрила. Пришлось признать поражение:

– Возможно, не будет.

Как и я, Галлия куталась в плащ, а на голове у нее была войлочная шапочка. Волосы она заплела в толстую косу.

– Холодно, верно?

– Ветер дует с севера, скоро он принесет сюда снег.

– И станет еще печальнее.

Меня всегда поражало то, что, как бы ни была плоха сложившаяся ситуация, всегда можно было найти кого-то, кто взял бы на себя самую опасную задачу, если, конечно, заплатить за это требуемую цену. Так произошло и в данном случае. Годарз нашел способ переправиться в Регий, и нашел он его в грязном и бедном рыбачьем селении на берегу Ионического моря, где лачуги жителей прилепились к горным отрогам, которые стеной поднимались над морем. Он наткнулся здесь на владельца рыбачьего суденышка по имени Кунобар, который за горсть золотых монет взялся провезти меня вдоль берега в Регий, а потом вернуть назад. Годарз посетил это селение в одиночку и пообщался там с местными жителями. Себя он выдал за отчаявшегося торговца с Сицилии, чей смертельно больной брат застрял в Регии и чьим единственным желанием было переправить туда своего племянника, то есть меня, чтобы брат в последний раз увиделся с сыном. Человек двадцать, что выслушали эту его историю, никакого интереса не проявили, пока он не достал свой кожаный кошель и не продемонстрировал им его содержимое.

Так и случилось, что сейчас я сидел в вонючей рыбацкой лодке, которая, раскачиваясь, продвигалась вдоль берега среди белопенных волн, поднимаемых холодным северным ветром, который наполнял единственный грязно-серый парус нашего суденышка. Кунобар сидел на корме, удерживая румпель, а юноша лет восемнадцати – его сын, как я понял, – вычерпывал из лодки морскую воду, бросая при этом на меня осторожные взгляды. Кунобар был грязен и весь во вшах. Кажется, он всю жизнь провел на море. Руки у него были жутко мозолистые, под ногтями черным-черно, он часто сплевывал, а его зубы совсем сгнили. Его лодка была футов пятнадцати длиной и пяти шириной и имела осадку в четыре фута. Она представляла собой каркас из дубовых шпангоутов, обшитых кедровыми досками, и вся конструкция соединялась деревянными шипами и шпильками. Судя по разному цвету досок, я решил, что некоторые из них раньше использовались в других конструкциях.

Мы вышли в море сразу после утренней зари, когда море было спокойным, но через час после отплытия ветер набрал силу, увеличив нашу скорость и усилив мои мучения, поскольку лодку валяло и раскачивало на расходившихся волнах. А Кунобар был доволен.

– Хороший ветерок! Быстро доберемся до Регия! – он шумно откашлялся и сплюнул мокроту за борт. – Ты смотри, будь осторожнее, когда высадишься на берег! Там ведь банды рабов хозяйничают!

– Я знаю, – ответил я. – Наверное, они все же пропустят человека, чье единственное желание – это увидеться с умирающим отцом.

– Может, и пропустят, – он снова сплюнул за борт. – Если он еще не умер. Хосидий, ты, сортирная крыса, подтяни парус, иначе он лопнет! И принеси нам что-нибудь пожрать!

Хосидий, который бегал по суденышку, как дрессированная обезьяна, выхватил из-под банки грубый мешок, покопался внутри и вытащил каравай хлеба и кувшин, в котором, как оказалось, был уксус. Хлеб был заплесневелый, уксус – отвратительный на вкус, но Кунобар с аппетитом принялся за еду. Он часто улыбался мне, несомненно, видя во мне способ улучшить свое жалкое существование. Годарз для большей безопасности заплатил ему только половину договоренной суммы, а остальное Кунобар должен был получить после нашего благополучного возвращения в их селение. Через два часа меня уже начало здорово подташнивать, и это ощущение стало усиливаться по мере того, как ветер начал с новой силой швырять и опасно раскачивать лодку, хотя Кунобар уверял меня, что это совсем не страшно. Но поскольку Хосидий все быстрее вычерпывал воду из лодки, мне начали приходить мысли о том, что мы скоро утонем.