По информации, ставшей доступной Гельбигу, Потемкин пользовался доверием царицы. Он самолично оценивал и подбирал часто меняющихся любовников. Гельбиг считал, что вся российская внешняя политика находится под всесильным влиянием Потемкина. Восточную политику Екатерины II он рассматривал как деятельность «теневого регента» Потемкина. Он колонизировал Южную Украину, Южную Россию и Крым, подготовил войну против Турции и оказал влияние на политические отношения с Австрией, Польшей и Швецией. «Греческий проект», духовно-идеологическая платформа для восточной политики Екатерины, рассматривался Гельбигом как яркий пример честолюбия императрицы и эгоизма власти Потемкина: «Императрица и князь решили захватить европейскую Турцию, это был план двух людей, у одного из них полностью отсутствовало чувство патриотизма, другой не знал и не мог оценить силы государства. Цели, которые оба преследовали, очевидно, состояли в следующем: Екатерина видела в этом необычный и сильный импульс для своего безмерного честолюбия. Потемкин хотел создать там независимую империю».
Императрица Екатерина II и светлейший князь Потемкин являлись инициаторами человеконенавистнической политики экспансии, которая для иностранных наблюдателей (типа Гельбига — демагога из «Минервы» с доверчивыми глазами) вряд ли была осязаемой: «Реки человеческой крови, о которой забыто, не принимаются во внимание создателями этого плана. Но у Потемкина не хватило духа, чтобы вести большие проекты. Он полагал, что все может организовать, удобно устроившись за кулисами, и пренебрегал более легкими средствами, которые могли бы быть использованы. Миллионы, которые были нужны ему для осуществления его целей, он безрассудно тратил, загнал Россию в тяжелые долги, послужил причиной увеличения банковских переводов, при этом не принес ничего для страны, кроме ненужных захватов, так и не достигнув своей цели». Другими словами: Потемкин вверг Россию в пропасть. То, что этот вывод находился в явном противоречии с часто повторяемой Гельбигом картинкой — ужастиком о могущественном прорыве русской экспансии и вышедшей из берегов могущества империи, мало смущало автора.
Можно возразить, что в истории существует достаточно доказательств тезиса, что захватчики мирового масштаба в определенный момент не ощущают противоречия между собственными честолюбивыми целями и теми реальными силами и средствами, которыми они располагают. К данному конкретному случаю это не относится. Екатерина и ее «руководство» очень тщательно рассчитывали войны.
Чтобы сделать образ Потемкина еще более отвратительным, Гельбиг придумал даже противоречия между Екатериной и князем. Не императрица, якобы, а князь управлял всей внешней политикой, а Екатерина следовала его указаниям, по меньшей мере до тех пор, пока это способствовало ее собственной славе. Такая интерпретация отношений имела целью представить Екатерину не как умную и рассудительную государыню, а как чувствительную и эмоционально неуравновешенную женщину. В соответствии с высказыванием Гельбига, к примеру, после объявления Швецией войны России в 1788 году Екатерина, якобы, отреагировала следующим образом: «Смущение при дворе было исключительным. Сама царица показала наглядный пример этого. Были созваны присутствующие члены высшего Совета [16] Видимо, имеется в виду Правительствующий сенат. — Прим. ред.
. Императрица появилась с заплаканными глазами и с носовым платком в руках. В этот момент в ее сердце нашлось место всем тончайшим человеческим чувствам. Она убеждена, сказала она, что новой войной она принесет много несчастий своему народу и готова сделать все от нее зависящее, чтобы избежать беды… Вместо того чтобы поддержать государыню в ее великодушных намерениях, большинство членов совета постарались утешить ее, рассеять ее страхи и даже поддержать в том, чтобы она взяла на себя управление войной… Результатом этой болтовни явилось то, что Екатерина покинула это собрание с жестким выражением лица и с большей, чем когда-либо, злобой на Густава III». Гельбиг был или наивным, или хотел таким казаться. Его умозаключение «уже эти отдельные анекдоты доказывают, что принцесса при многих ее чисто мужских чертах характера была женщиной» явно показало на отсутствие понимания жизни, стиля правления и воли деятельной императрицы XVIII века.
Труд Гельбига, вышедший сначала серией статей, а затем отдельной книгой, без сомнения, соответствовал читательскому ожиданию сенсации. Легкомысленные выходки знаменитого и пользующегося дурной славой Потемкина были известны в Европе, их любили, как истории о бароне Мюнхгаузене, и ожидали новых раскрытий тайн любовных похождений героев. Гельбига можно спокойно считать одним из изобретателей и пропагандистов выражения «потемкинские деревни» и всей легенды о князе Потемкине. Поскольку он на примере образа Потемкина хотел представить свое собственное понимание реальной политической роли России, он отказался от распространения амурных пикантностей. Кроме того, «Минерва» была серьезным журналом, а не желтой бульварной газетенкой!
Читать дальше