Эрик Ларсон - Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

Субмарина, преодолевая волны высотой в четыре фута, шла против ветра, который дул теперь с северо-востока. Вахтенные Швигера следили, не покажутся ли другие корабли, но в такую серую, унылую погоду трудно было разглядеть дым пароходных труб.

Видимость оставалась плохой весь день, а к вечеру еще ухудшилась, и Швигер снова оказался в тумане. К этому времени U-20 пересекала морские коридоры, выходившие в Фёрт-оф-Форт, неподалеку от Эдинбурга. В солнечный день найти мишень в этих водах, при таком количестве кораблей, шедших туда и обратно, было делом нехитрым; но сейчас, в тумане, атака была просто невозможна, а риск столкновения высок. В четыре часа пополудни Швигер отдал приказ погружаться и снова идти на крейсерскую глубину.

В ту ночь небо очистилось, звезды были разбросаны по всему небосклону. U-20 всплыла, и Швигер взял курс на Фэр-Айл, один из Шетландских островов, разбросанных по обе стороны от воображаемой линии, что отделяет Северное море от северной Атлантики.

Через два дня после выхода в море связь с командованием прервалась, и Швигер остался совершенно один.

Выйдя из нью-йоркской гавани, “Лузитания” прибавила ходу, но капитан Тернер не спешил отдавать приказ идти на крейсерской скорости. Сначала он собирался на рандеву, назначенное после выхода корабля из американских территориальных вод, и, поскольку кораблю вскоре предстояло остановиться, бессмысленно было тратить уголь, чтобы разогнаться до полной скорости.

На палубах корабля заметно похолодало – теперь здесь гуляли ветры открытой Атлантики и бриз, который создавался движением самого корабля. Некоторые пассажиры по-прежнему стояли у поручней, наблюдая, как исчезает из виду береговая линия, но большинство ушли внутрь – устраиваться на новом месте и разбирать вещи. Дети постарше бродили по палубам, знакомясь друг с другом и осваивая разнообразные развлечения, среди которых был – а как же иначе – шаффлборд на верхней палубе. Дети помладше – по крайней мере, те, что ехали в первом и втором классе, – знакомились с женской прислугой, которой предстояло присматривать за ними во время вояжа, занимать их, пока родители обедают.

Теодата Поуп, архитектор-спирит, со своим спутником Эдвардом Френдом отправились в читальный салон для пассажиров первого класса. Часть его была отведена женщинам, но он служил также корабельной библиотекой, куда был открыт доступ и мужчинам. Это было большое, уютное помещение, растянувшееся во всю ширину самой верхней палубы А, где стояли письменные столы и стулья 292 . Стены были обтянуты шелком бледных, приглушенных, серых и кремовых тонов. На окнах – шелковые занавеси розоватого оттенка “роза Дю Барри”. На полу – нежно-розовый ковер. Мужчины могли безраздельно пользоваться салоном такого же размера, на палубе А, ближе к корме, который назывался “курительной комнатой”, – он был отделан ореховыми панелями.

Теодата нашла утренний выпуск нью-йоркcкой газеты “Cан” и принялась читать 293 .

В газете значительное внимание уделялось состоявшемуся накануне визиту в Нью-Йорк госсекретаря США Уильяма Дженнингса Брайана 294 . Оторвавшись от забот международной политики, Брайан нашел время, чтобы приехать в Карнеги-холл и выступить на митинге в поддержку кампании евангелиста Билли Санди, призванной убедить людей отказаться от алкоголя и подписать клятву о “полном воздержании”. Предыдущая речь на эту тему, прочитанная госсекретарем в Филадельфии, собрала 16 тысяч человек – больше, чем предполагалось. Организаторы нью-йоркского митинга ожидали, что и здесь будет подобное столпотворение. Этого не произошло. Явилось каких-нибудь две с половиной тысячи человек, и зал оказался полупустым. На Брайане был черный костюм, черное пальто из альпаки и его всегдашний черный галстук-ленточка. В конце речи он произнес тост за слушателей и поднял стакан, наполненный водой со льдом. Букер Т. Вашингтон, которому только что исполнилось пятьдесят девять лет, поднялся, чтобы тоже выступить, и подписал одну из карточек с клятвой, сочиненной Билли Санди.

Другая статья, на этот раз из Вашингтона, сообщала, будто президент Вильсон недоволен тем, что критики снова призывают его к ответу за показ фильма Д. У. Гриффита “Член клана” в Белом доме. На дворе стоял май; показ состоялся 18 февраля, вместе с Вильсоном там были его дочери и члены кабинета. Снятый по роману Томаса Диксона “Член клана”, снабженному подзаголовком “Исторический роман о ку-клукс-клане”, фильм повествовал о якобы ужасных событиях эпохи реконструкции Юга и изображал клан героическим спасителем белых южан, на которых начались гонения. Фильм – или, как его называли, “фотопьеса” – с огромным успехом прошел по всей стране; правда, его критики, в особенности Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения, основанная шестью годами ранее, порицала его содержание и устраивала протесты перед театрами-синематографами, что вынудило Гриффита дать фильму более приемлемое название – “Рождение нации”. В пятницу 30 апреля личный секретарь президента Джозеф Тумулти выпустил заявление, где говорилось: “Президенту совершенно ничего не было известно о характере пьесы до того, как она была представлена, и он ни разу не выражал своего одобрения по ее поводу”. Вильсон согласился на показ, писал Тумулти, желая “оказать любезность старому знакомому” 295 .