Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы

– Нет, только не это! – Берта поправила выбившейся локон. – Прошу тебя, не продолжай. А то, что среди молодых монашек много греховодниц, это все и так знают и понимают – не обязательно лишний раз поминать.

– Но, если настоятельница следит за монашками, с чего ты взяла, что она не станет следить за нами? Быть может, именно в этот момент… – попыталась вставить словечко нагруженная тюками Марта, как вдруг голос ее прервался, и девушка со стрелой в груди рухнула на пол.

В следующую секунду Берта бросила королеву и попыталась бежать, но и ее догнала бесшумная стрела.

Понимая, что сбежать уже невозможно, Грета прижала к земле спящую Энгебургу, приготовившись к неминуемому…

Какое-то время ничего не происходило. Потом Грета услышала шаги, вскоре появился и сам лучник.

– Доброй ночи! – вежливо поздоровался он с уставившейся на него девушкой. В одной руке незнакомца был лук, в другой он изящно держал подсвечник со свечой. – Вижу, крысы бегут с корабля. К чему бы это? – Он положил на пол лук, точно боялся испугать им и без того оцепеневшую от страха девушку. – Что же это вы такое надумали, милые дамы? Смотрю я и глазам своим не верю. То три недели все сидели тихие, словно мышки, а то вдруг сначала те шестеро, теперь вы… Разрешите представиться, начальник стражи Густав Денье. – С неожиданной скоростью стражник вытащил из ножен короткий меч и, приставив его к горлу Греты, опустился на колени перед Энгебургой, заглядывая той в лицо. – Если не ошибаюсь, это же королева Франции! – Потянув за прикрепленный локон, он оторвал его. – Матерь Божья, что же вы с ней сделали, с сердечной? Никак прикончили?

– Это снотворное. Мессен Денье. Обычное снотворное! Мы… – Грета запнулась и потом кивнула в сторону мертвой Марты. – Вот, она опоила королеву и нас подговорила вытащить ее из монастыря, чтобы отвезти в Данию. Меня заставили, благородный рыцарь. Клянусь богом, меня заставили! – В этот момент фрейлина могла поклясться в чем угодно, лишь бы только ей сохранили жизнь.

Начальник стражи, по всей видимости, был не расположен вести долгие ночные беседы:

– Как долго она еще будет спать?

– До утра хоть песни ори, не проснется. – Грета облизала пересохшие губы, не сводя взгляда с острия меча.

– До утра это удачно. – Рыцарь потянул за волосы Грету, так что та была вынуждена переползти к нему через спящую Энгебургу, едва не касаясь руками мертвой Марты. – До утра времени много. Нам с тобой, красавица, вполне достаточно.

Точно завороженная, Грета позволила военному уложить ее лицом вниз, так что пробитая стрелой грудь Марты стала для нее подушкой. После чего, задрав подол ее платья, ночной убийца раздвинул Грете ноги, придавив девушку сверху своей тяжестью. Баронесса почувствовала боль, страх и отвращение. Какое-то время перед глазами Греты покачивалось белое оперение стрелы, торчащее из груди мертвой Марты. Тело Марты постепенно холодело, голубые полупрозрачные глаза слепо стекленели.

Закончив свое дело, рыцарь оправился, затем поднял одной рукой королеву и уложил ее себе на плечо, а Грете велел показывать дорогу в келью. В другой руке он нес лук, меч его снова вернулся в ножны. Тихо насвистывая песенку, он пронес так Энгебургу в ее покои, где, чуть не споткнувшись о спящую Гертруду, велел Грете раздеть королеву и привести ее в порядок.

Уже светало, когда рыцарь и Грета покинули келью. Молча они добрались до того места, где все еще лежали трупы датчанок. Забрав узлы девушек, очень довольный проведенной операцией рыцарь предложил Грете совершить молитву. После чего вытащил из ножен меч и отсек несчастной голову. Обтерев меч о платье одной из убитых, рыцарь поспешил покинуть монастырь.

Наутро трупы из коридора были убраны, а пол тщательно вымыт воинами стражи. Платой за уборку в монастыре послужили платья убитых девушек и их украшения, которые не удосужился прихватить с собой их командир. Так что никто в монастыре и не узнал о трагической гибели трех особ, приближенных к королеве Франции, и единственным мрачным событием утра было известие о том, что ночью кто-то остриг прекрасные белые локоны любимой фрейлины Энгебурги Гертруды.

Девушка горько оплакивала утрату волос, в чем видела свой позор. Впрочем, как это часто случается, подозрение пало на одну из уехавших ночью фрейлин, которая якобы всегда восторгалась волосами несчастной госпожи Миллер. За глаза дамы, недолюбливающие Гертруду – фаворитку королевы, шептались о том, что теперь госпоже Миллер самое время сменить светское платье на наряд монахини, так как ее уже все равно остригли. На этом дознание и закончилось. Впрочем, это происшествие действительно было из разряда тех, о которых можно говорить дни напролет. Тем не менее и оно было вытеснено другим событием, на чьем фоне все позабыли об остриженной фрейлине.