Франческо Гверацци - Беатриче Ченчи

– Да, вот как? – заметил игрок и навострил уши, как заяц, который прислушивается. Лицо его прояснилось и выражало радость, как у плотоядного животного, когда, спрятавшись в сумерках, оно видит или слышит приближение добычи.

Олимпий лгал, приписывая Марцио обидные слова; было совершенно наоборот: он с участием сказал ему, что его тысяча цехинов, уж несколько дней назад, кончены, и что, так как по его мнению, им необходимо скорее выбраться из королевства, то он не согласен допустить Олимпия быть обобранным игроками или растратить по харчевням необходимые на дорогу деньги. Но Олимпий лгал нарочно и обвинял другого для того, чтоб оправдать себя.

Однако Марцио подумав, нашел, что поступил неблагоразумно, и что опасно раздражать Олимпия, который сделался еще хуже прежнего, благодаря жизни и разврату большого города. Он решился отыскать Олимпия и смягчить его, пока они не выберутся из королевства, что он намерен был сделать очень скоро. Зная, в какой игорный дом ходит обыкновенно Олимпий, он отправился туда.

– Должны! – проговорил игрок, – да разве графы Ченчи твои банкиры, Олимпий?

– Им нужно быть ими…

– Понимаю, ты верно отправил спать какого-нибудь врага их дома?…

– За такие дела не даются пенсии…

– Так за что же?

– Дело поважнее этого… гораздо важнее… тайна сидит здесь… и для того, чтоб крышка была хорошо закрыта, надо наложить на нее серебряную печать…

– Да?… А ты поверишь мне эту тайну?…

– Я знаю… кто убил графа Ченчи…

– О! – воскликнули хором все игроки, видя входящего человека с вежливыми манерами и завернутого в великолепный красный плащ с золотою каймою: – добро пожаловать, дон Марцио!

Марцио был немало удивлен, когда услышал свое имя; он осмотрелся кругом, и глаза его остановились на Олимпии, лицо которого немного перекосилось. Тем не менее, Олимпий остался в своем прежнем положении и бормотал что-то, по-видимому, не обращая внимания на Марцио.

– Я очень рад, что эти господа меня знают.

– Дон Марцио, – сказал игрок, подходя к нему, – не желаешь ли снять свой плащ? Клянусь Богом, он стоит того, чтоб ты о нем заботился, потому что он очень похож на наследство какого-нибудь князя, маркиза или, по крайней мере, графа.

Марцио посмотрел еще раз на Олимпия, но тот оставался неподвижным. Он снял свой плащ и сел играть. Так как он знал хорошо все тайны шулерской игры и был настороже, то битва происходила между корсаром и пиратом. Игроки, привыкшие к легким победам над Олимпием, на этот раз с трудом могли вложить шпаги в ножны. Поиграв некоторое время, Марцио взял плащ и вышел, обещая вернуться на следующий день, и оставил Олимпия обманутым в ожидании, будто он будет его упрашивать помириться и принять сорок дукатов на этот вечер. Марцио же, в свою очередь, видя грубость Олимпия, обиделся и решился более не подвергаться унижению умасливать его. Он пошёл домой с тем, чтобы собрать свои вещи и на другой день на заре выехать из Неаполя.

Олимпий, имевший непреклонный вид до тех пор, пока надеялся, что с ним будут искать примирения, чувствовал себя теперь униженным. Он поспешил выйти и догнать Марцио. Игрок тоже не остался долго в своем пристанище и последовал за ними, прыгая за ними как сорока с подрезанными крыльями, которая скачет, скачет, потом вдруг остановится, подозрительно осматриваясь во все стороны, и опять заскачет бочком. Марцио, услышав за собою скорые шаги, сунул руку под плащ, ухватился за кинжал, и неожиданно остановившись, громко спросил:

– Кто идет!

– Это я, Марцио, не бойтесь; я догнал вас не с дурным намерением.

– С дурным или хорошим, мне нет дела. Чего вы хотите от меня?

– Не сердитесь; пойдемте дальше, если хотите, и поговорим на свободе.

Они пошли вперед. Игрок последовал за ними.

– На что это похоже, – начал Олимпий, – оставлять меня без одного байока [38]? По приятельски ли это? Вы спасли меня от голода для того, чтобы потом заморить жаждой.

– Олимпий, я говорил вам тысячу раз, чтобы вы приходили когда угодно ко мне в дом, где нет недостатка ни в пище, ни в питье. Но я не соглашусь никогда, чтобы вы мои деньги мотали на вино, на карты и на другие еще худшие пороки. Вы уже свою часть истратили всю; я дал вам счеты и доказал, что вы забрали из моих денег более двух сот дукатов; вы и сами не могли отказаться от этого. Теперь, по какому праву требуете вы от меня денег? Я денег дам вам только на дорогу, и советую вам выбираться скорей отсюда, потому что несколько слов, сказанных игроком, заставляют меня думать, что нам опасно оставаться здесь долее. Олимпий, Олимпий, я очень боюсь, что вы сделали какую-нибудь большую неосторожность и что вы погубите и себя, и меня…