Анн Бренон - Нераскаявшаяся

Пейре сделал нетерпеливый жест, желая возразить. Но до того, как он заговорил, добрый человек, все так же сидя на траве, продолжил тоном более нравоучительным, чем обычно:

— Помогать нашим братьям и друзьям — это наша обязанность. Пейре, твоя сестра Гильельма — добрая верующая, но она на плохой дороге. Мы не можем оставить ее в отчаянии, не можем позволить ей и дальше вести жизнь, которую можно приравнять к разврату, жизнь, которую можно назвать проституцией! Но мы должны думать не только о ее счастье, но также, и прежде всего, о ее Спасении! И если она действительно хочет служить добрым христианам, как она заявила Бернату, то ей следует встретиться с добрым верующим, рядом с которым она могла бы жить в своей вере и служить добру. В Разес, в Каркассэ и даже в земле д’Ольме и в Сабартес наша Церковь в большой опасности их–за расследований Инквизиции Каркассона. В Тулузэ, в Альбижуа, в Кверси и Лаурагэ ситуация ненамного лучше, но там, по крайней мере, нас не знают в лицо, и мы свободно можем приходить туда, а верующие там многочисленны и преданны нам. Ты ведь уже знаком с Гийомом Фалькетом и Пейре Бернье, из Верден — Лаурагэ? Мартин Франсе из Лиму тоже стал беглецом. Конечно, очень многих верующих вызывают к инквизитору Тулузы, и через несколько месяцев их ожидает приговор. Но большинству удается выйти, не признавшись ни в чем особенном, и они становятся только храбрее и ревностнее. Как видишь, Пейре, все неплохо складывается.

Обращаясь к Пейре, который все смотрел на него вопросительным взглядом, добрый человек Фелип стал объяснять более детально:

— Как ты знаешь, после известного разговора с твоим отцом, мы с Бернатом ушли из Монтайю, и отправились в Тулузэ и Альбижуа. Мы хотели обсудить эту ситуацию с моим Старшим, Пейре из Акса, и с моими духовными братьями, чтобы она разрешилась, как в интересах Церкви, так и всех нас. В этих местах, если Бог так захочет, наша Церковь будет еще множиться и переживать лучшие дни. У нас там есть целая сеть хороших друзей и домов, где нас всегда примут — как те, где были крещены Пейре Санс и Раймонд Фабре. У нас там есть преданные проводники, которые могут сопровождать нас к верующим, если будет нужно, в самые отдаленные края. Твоя сестра Гильельма, если пожелает, сможет счастливо жить и найти там своё место.

— Кроме того, — добавил Бернат, — очень важно, чтобы Гильельма жила на какой–то нейтральной территории, в городе и местности, где никто не знал бы ее ни по имени, ни в лицо. Только так она спрячется от всех розысков и расследований, которые может предпринять ее муж. Если она останется в Сабартес, то каждый сможет узнать ее и донести…

После этой реплики последовала пауза, и Пейре, наконец, получил возможность вставить давно приготовленное возражение, рвавшееся с его языка:

— Но как разорвать брак, который свершился, я имею в виду брак, который действительно свершился, — их обвенчал священник, в деревне состоялся праздник, и этот брак соответствующим образом был завершен телесным совокуплением. По–настоящему, и вот это меня тревожит.

— Ты как баран, Пейре! — воскликнул Фелип, забывая о своем наставительном тоне, которого он до сих пор придерживался. — Как брак, заключенный Римской Церковью, может иметь хоть какую–нибудь ценность! Неужели ты думаешь, что Бог так заботится о наших телах, что благословляет их движения, когда они совокупляются? Единственный истинный брак — это брак между душой и духом. Именно этот брак был установлен Иисусом Христом, и он практикуется в нашей Церкви. Нет иного брака, более прекрасного и долговечного, чем брак между душой и духом, который вершится согласно с правдой и справедливостью!

Пейре собирался просить Фелипа разъяснить ему вопрос более подробно, но тут Бернат Белибаст вскочил на ноги. Издалека на дороге показался силует Гильельмы. Она быстро приближалась, было видно, как развевается по ветру ее легкое коричневое платье, надетое на длинную светлую рубаху, как трепещут края ее чепца, защищающего лицо от солнца, как ветер треплет ее волосы, покрытые вуалью. Она была опоясана тройным поясом из тисненой кожи, в ее руках был серп, а у пояса котомка. Лицо молодой женщины выражало искреннюю радость, слишком неподходящую для такого обыденного занятия, для которого она направлялась сюда — срезать мягкую траву и нежные ветки вербы. Эта радость рвалась с ее губ, как буйный порыв весны, вместе с мучительным нетерпением, спиравшем ей дыхание и сводившим живот, и все это соединялось в нескольких словах припева о ее освобождении: « Que mi ressemblan… Трое рыцарей, которых я вижу, которые собрались ради меня: вы, трое моих братьев…» Вот, и в самом деле они перед ней, трое рыцарей, трое братьев, на повороте дороги, среди растущих у воды верб. И Гильельма, смеясь, стала перечислять их про себя: «Мой брат Пейре, мой друг Бернат, и добрый человек Фелип де Талайрак! А вместе с Гийомом, который приходил раньше, и на которого я тоже могу полагаться, их даже четверо!»