Анн Бренон - Нераскаявшаяся

Бернат отважно выдержал взгляд человека Божьего.

— Я не мог рассчитать силу удара. Только так мы смогли пройти. И только поэтому и вы смогли пройти… Но я испытываю большое облегчение от того, что он не умер. Какое ужасное зло охватило людей из Фуа, раз они теперь получают приказы прямо от инквизитора Каркассона!

— Да, я видел эти мрачные фигуры рядом с Арнотом дю Пеш, кастеляном Лордата, который и командовал всем парадом, — вздохнул добрый человек Гийом из Акса, — эмиссары Монсеньора Жоффре д’Абли. Храни Бог Церковь и ее добрых верующих…

— Добрые христиане, вам нужно теперь хоть немного отдохнуть, — сказал, помолчав немного, Бернат. — Здесь, в этом укрытии, нам ничего не угрожает. Рядом — хороший источник под Балагес, а в моей котомке есть хлеб. Мы уйдем завтра утром, когда Арнот Видаль подаст нам сигнал, что дорога свободна. Мы сделаем всё, чтобы увести вас на север, покинуть горы и обойти Сабартес.

Тогда заговорила Гильельма, очень ясным и удивительно твердым голосом.

— Я знаю, где пройти, — сказала она. Все трое мужчин уставились на нее. Она откинула капюшон, открыв лицо в ореоле взвихренных остриженных кудрей, ее глаза сияли. — Мы повернем на Балагес, — объясняла она, показывая на золотящиеся под солнцем вершины гор. — Обойдем скалу Кверкурт, а потом спустимся через перевал дель Тейль. Потом мы пойдем через Гебец и попадем прямо на Ниор де Саулт. А уже из Саулт можно идти любой дорогой…

На следующее утро, в первые часы после рассвета, шел холодный дождик. Арнот Видаль, взяв топор, снова поднялся в горы рубить лес. В это время пастушки из Монтайю опять устроились со своими овцами на лугах возле урочища Гасейль, и вскоре увидели, как он возвращается в деревню, неся, как и намедни, большое буковое бревно на плече и держа топор в руке, а еще два топора были у него за поясом.

Наверху, в урочище Фруаде, он вручил четырем беглецам, жавшимся у небольшого костерка на краю леса, большой круглый хлеб и флягу вина.

— Солдаты ушли вместе с арестованными. — По серданьскому тракту, но в направлении Лордата. Для вас дорога свободна. — Потом он повернулся к Гильельме и протянул ей два плаща, которые они оставили в поспешном бегстве вчера в Монтайю. — Вам теперь будет теплее. Твои родители передают вам обоим свое благословение. С ними ничего плохого не случилось. Солдаты едва бросили взгляд на ваш дом, когда проходили мимо. Это не на Раймонда Маури донесли…

И храбрый Арнот стал рассказывать им об облаве и операции «зачистки» на плато д’Айю. Деревню Праде постигла та же участь. Солдаты, возглавляемые кастеляном и прислужниками Инквизиции, явно пользовались чьими–то очень точными донесениями. Они искали именно двоих добрых людей. Обыскали и разгромили весь дом Белотов. Его самого, Арнота Видаля, когда он вернулся из лесу, тоже допросили, но очень быстро. Он также видел, что раненый стражник жаловался на сильные головные боли и заявил, что видел двоих юношей, один из которых был совсем безусым, направлявшихся через Праде в сторону Акса по дороге на ущелье Пишака — слава Богу, он навел их на ложный след. Тем временем, в Монтайю по подозрению в ереси были арестованы Гийом Бенет и Бернат д’Эн Риба, родственники разыскиваемых добрых людей; а также Раймонд Капелле, Бернат Юлия и Гильельма Маурс. Вместе с несколькими несчастными, арестованными в Праде, их закрыли под замком в графском замке, а солдаты из Лордата и их кастелян целый день пили–гуляли с гарнизоном и кастеляном из Монтайю. А может быть, с ними были и эти мрачные рожи из Инквизиции. Утром, когда Арнот уходил в лес, он видел, как по направлению к Лордату уходит печальный конвой узников, понукаемый злобными охранниками. В какую зловещую игру играют люди графа? Скорее всего, несчастных отведут в Фуа, а возможно, и прямо в Каркассон, в застенки этого ужасного города. Для допросов Инквизиции.

— Когда я проходил мимо дома Пеллисье, — продолжал Арнот Видаль, — я перекинулся парой слов с бабушкой Пеллисье, которая как раз воспитывала своего внука, юного Жоана. Он сейчас пасет свою отару возле Гасейль. Ржали кони, шумно фыркая и стуча копытами перед замком, жаловались и стенали несчастные женщины, разлучаясь со своими мужьями, и эта бедная старуха тоже чуть не плакала. И она говорила очень громко, совершенно не боясь, что ее кто–то услышит, наверное, для того, чтобы ее внук хорошо ее понял. Честно говоря, я ею восхищаюсь. Она во всеуслышание говорила, что это ужасная несправедливость арестовывать тех, кто защищает добрых людей. И те, кого называют еретиками — лучшие христиане, чем Римские попы. Они не лгут, они никого не осуждают на смерть, они не прикасаются к женщинам и не отбирают хлеб у бедняков…