Анн Бренон - Сыны Несчастья

Это было время, когда он впервые увидел самого младшенького, Арнота, квелого позднего ребенка, поскребыша, бледного и худенького, родившегося летом, и улыбался его трогательной, болезненной беспомощности. То было время, когда он любовался тем, как подрос Жоан, который в свои три года уже начал бегло болтать, да так, что не остановить. Время, когда он едва узнал обеих сестер — блондинку Раймонду, пятнадцати лет, с аппетитными округлостями достигшей брачного возраста девушки, и чернявую Гильельму, тринадцати лет, вертлявую и вытянувшуюся, с птичьим профилем Маури, чистым и ясным взглядом и парой веснушек на носу.

Время, чтобы сказать пару слов отцу, матери и брату о том, как ему живется пастухом в Арке, о своих успехах и достижениях, о надеждах. Несколько слов о Бернаде д’Эсквина. Нахваливать красивый дом ее отца, однако умолчать о первых сомнениях в дочери. О намерениях жениться в Арке. Поселиться в счастливой долине. Он уже заработал на отару, а вскоре у него будет поле, собственный дом. Но его мать Азалаис, его отец Эн Маури, его брат Гийом — все они немедленно стали спрашивать: «эта семья д’Эсквина — отец, мать, Бернада — они хоть стоят на дороге Добра?» Пейре только опускал голову и ничего не говорил в ответ.

— Это означает, — отрезала Азалаис Маури, — что они неверующие.

Пейре вздыхал и говорил, что он подумает об этом.

— У тебя больше не будет друзей! — с горячностью бросила ему мать. — Все отвернутся от тебя, никто не будет тебе доверять. Неужели ты думаешь, что хоть кто–нибудь тебе поверит? И ты больше никогда не сможешь видеть добрых людей…

Недоверие друзей… Это было самое ужасное из того, что Пейре только мог себе представить. Его также задевало недовольство отца, матери и брата. Он уже начал это чувствовать, спрашивая себя в своем сердце: значит, отныне и они перестанут доверять ему, никогда больше не осмелятся говорить с ним о добрых людях? Вернувшись в Арк, он наткнулся на замкнутость своего кузена, Раймонда Маулена, а Раймонд Пейре — Сабартес провожал его долгими многозначительными взглядами. И когда он приходил к д’Эсквина, к Бернаде, он устраивал себе праздник и расслаблялся.

Ну а что такого страшного случилось? Когда все стало оборачиваться против него, он сказал себе, что когда она станет его женой, он сделает все, что может, со всей лаской и нежностью, на которую только способен, чтобы она услышала голос Добра. Какая тогда будет разница, что она из рода д’Эсквина? Они будут жить внизу, в бастиде Арка, будут принимать друзей, которых он так любит, и Бернада быстро поймет, что не обо всем надо рассказывать своей матери… Но когда он попытался, очень осторожно, завести разговор о важных вещах как, например, о спасении души, Бернада тут же спряталась за патерностер попа из Арка, сказала, что она никогда не забывает исповедоваться и причащаться на Пасху и большие праздники. Он вздохнул и ничего не ответил.

В один прекрасный день, когда вовсю уже царствовала зима, она сказала ему, что ее отец принес из Лиму ужасные новости, и долго говорил об этом с дядьями, но ни ей, ни матери ничего особенного не рассказал. Но она поняла, что речь шла об этом францисканце–предателе из Каркассона, Бернате Делисье; кажется, он смог заразить своей ересью всю землю до самого Альби, и там поднять людей на восстание. Пейре попробовал вытянуть из нее побольше сведений, но она только проклинала этих ужасных еретиков и бунтовщиков.

— Ты делаешь слишком скоропалительные выводы, сердце мое, — ласково сказал он. — Тебе не приходит в голову, что это злоупотребления Инквизиции возмутили бедных людей?

Тогда она воскликнула, что те, кто упрекает Инквизицию и боится ее — это все еретики, которые учиняют беспорядки в этой земле, и что в день, когда последний из них будет сожжен, все наконец–то смогут зажить спокойно. Пейре снова вздохнул и ничего не сказал.

Он так и оставался в том истерзанном, нерешительном состоянии, когда приблизилось Рождество. Он с головой погрузился в работу: когда наступал перерыв в окоте, он рубил дрова, ставил загородки, ремонтировал стены загона, чинил упряжу для мулов. Яростно очищая пол овчарни, он тщательно сгребал вилами помет в кучу и разбрасывал свежую солому. Он начал дрессировать молодого пату, которого купил в горах. Раймонд Маулен иногда приходил к нему в овчарню, заговаривал с ним, хвалил его — говорил, что Пейре стал настоящим умелым пастухом, что он может его только поздравить. И однажды он заявил, что его сосед, Раймонд Пейре — Сабартес, самый богатый скотовод в Арке, говорил с ним о Пейре. Что когда придет весна, он сам хочет нанять молодого пастуха.