Елена Руденко - «После рождества»

Племянничек не ответил на тетушкин вопрос, он на коленях подполз к графине и, поцеловав край ее платья, произнес:

— Анна, простите меня за все, это был такой урок для меня.

— Встаньте, сударь. Мы все получили урок, — вздохнула де Сен — Роман, — я теперь многое поняла.

— Вам повезло, господа, что вы отделались всего лишь уроком, — сказал Макс.

— Ага, — вмешалась Мадлен, — все могло быть хуже! Если бы не Макс, вас бы, герцог, убила бы жена, а вас, графиня, посадили бы в тюрьму!

— Герцога благодарить надо, — сказал Макс, — он мне помог.

— Спасибо, кузен! — сказала девушка.

— Мадлен, я имею в виду собаку, когда же вы перестанете их путать!?

— Никогда! — ответила Мадлен.

— Я постараюсь измениться, — сказала графиня, — я была просто надменной дурой!

Герцог вздохнул.

— Я был козлом.

— Еще каким! — сказал Макс. — Вам даже мой пес не понравился.

— Мне он тоже не нравится! — сказала Мадлен. — Он страшный, как вы!

— Благодарю за комплимент! — проворчал Робеспьер.

Тут д’Омон обнял пса за холку и, всхлипывая, сказал:

— Прости меня, друг, что не любил тебя!

— Ох, — сказала тетя, — все же эта история пошла тебе на пользу, наконец–то ты перевоспитался!

— А, по–моему, он с ума сходит, — сказал Макс, глядя, как герцог (аристократ) обнимает и целует Герцога (пса).

— А, по–моему, вы свою собаку ревнуете, — сказала Мадлен.

— Только вам такое могло в голову придти! — буркнул студент.

Псу Герцогу быстро надоело поведение аристократа, и он убежал.

— Макс, почему ваш Герцог ушел от меня, — возмутился Д’Омон, — я же с ним говорю.

— Он с вами говорить не хочет, — отмахнулся студент.

— Обиделся, что ли?

— Может, ему лицо ваше не нравится, — предположила Мадлен.

— Я один из самых красивых мужчин Франции!

— Это для людей, — сказала девушка, — а для собак вы, наверное, самый страшный мужчина Франции, раз он с вами говорить не хочет.

Все захихикали.

— Кстати, чуть не забыла вас спросить, Максимильен, вы выяснили, кто мне гадость в кофе подсыпал и в комнату ко мне ночью приходил? — спросила Мадлен.

— А-а, это д’Омон, не так ли, сударь? Вы подсыпали Мадлен в кофе наркотические вещества, чтобы, когда бедняжка будет в бессознательном состоянии, овладеть ею. То же самое вы хотели сделать, когда проникли к ней в спальню, но вас спугнул гусь, а потом я. Вы мне тогда хорошо канделябром ударили. Кстати, я его у вас в сейфе обнаружил. Мадлен тогда действительно гуси спасли, которых она спасла от снега и льда. Вам снег, как я помню, тоже не нравился. Никогда не забуду, как вы на следующий день носились по коридору в пижаме в восемь утра с радостным воплем: «Снег растаял!» и истерично хохотали.

— А я, когда снег растаял, плакала, — сказала Мадлен, — снеговичок наш тоже погиб. Я его велела в погреб унести, там же холодно, но не помогло.

— Его Стервози увидел и за привидение принял, — сказал Макс. — Перепугался до смерти.

— Но все же, это были вы, герцог? — спросила Мадлен. — Макс прав?

— Мне остается только покаяться, — произнес герцог, — я и так за свои грехи предостаточно наказан. Со мной даже собаки говорить не хотят, так я запятнал свой род!

— Господи, — Мадлен всплеснула руками, — зачем вы это выдумали мне сыпать что–то в кофе или пугать ночью? Почему вы не рассказали прямо о ваших желаниях? Я бы подумала…

— Вы замуж выходите! — сказал Макс.

— Ну, может, я бы сделала исключение, д’Омон такой милый. Графиня, не ревнуйте.

— Я не ревную, теперь я люблю другого, — сказала графиня.

— Ну и славно!

— Единственное, что мне не понятно, — сказал Макс, — это химера, упавшая на герцога и следы на навозной кучи от полицейских сапог.

— А я знаю, — кокетливо сказала Мадлен, — мне напарник Стервози рассказал. Приятный такой молодой человек, тоже студент, как и вы. Значит, ночью, Стервози, усевшись на химеру с крыши, охранял замок. Рядом на крыше сидел его напарник. Вдруг химера упала, вместе со Стервози в навозную кучу. Стервози решил водрузить химеру не место, привязать ее веревкой и поднять на крышу обратно. На крыше остался его напарник, который спустил веревку. Стервози, то ли после падения, то ли не выспался, привязал не химеру, а стоящего рядом осла…

— Значит, ослиная морда, которую я увидел в окне, мне не показалась! — пробормотал Робеспьер.

— Выходит, что нет. Конечно, они потом поняли свою ошибку и подняли настоящую химеру, но утром она опять упала.

— Мадлен, почему вы мне об этом не рассказали раньше?