Узкие глаза Цафната хищно блеснули. Ловко катая шарик и приговаривая: «У меня как в храме – всё честно, без обмана», он словно убаюкивал внимание окружавших его зевак.
Шуну стоял рядом и увидел, как подросток незаметно для всех спрятал восковой шар в кулак. Крестьянин же, уверенный в своей зоркости и довольный собой, важно указал на одну из кружек. Шарика под ней не оказалось. Круглое и самодовольное лицо простака от изумления вытянулось, стало похожим на морду осла, стоящего за спиной хозяина. Подельники Цафната ловко оттеснили проигравшегося деревенщину в сторону, бросились делать ставки.
Шуну с улыбкой отвернулся и зашагал дальше. Путь его пролегал мимо палаток и навесов из широких полос ткани, натянутых на жерди. Под ними прятались от полуденного солнца мастеровой люд и торговцы различной мелочью. Брадобреи ловко орудовали остро заточенными бритвами, до блеска сбривая у клиентов вновь прорезавшуюся поросль на лице и голове. Подле на столиках стояли баночки с душистыми мазями для умащения. Рядом расположились продавцы набедренными повязками, накидками и платьями. Обувных дел мастера вовсю расхваливали свою продукцию. Хватали за руки проходящих мимо них зевак, показывали сандалии из тростника, кожи, коры пробкового дерева. В тени пальм и акаций сидели мастера по дереву, медники, горшечники. Разложили на циновках свой товар.
Пройдя торговые ряды, Шуну вышел к храму Маат. Возле входа стояли несколько менял. Они занимались обменом храмового добра на медь и серебро. В ход шли вино, хлеб, остатки жертвенных животных: головы, ноги, хребты и куски мяса. К ним время от времени подходили базарные торговцы. Отсчитав звонкий металл, терпеливо ожидали посыльных. Возле менял на ступеньках перед низкими столиками сидели писцы. За несколько шатов меди безграмотным горожанам и крестьянам они на кусках папируса записывали тексты прошений. Сквозь каменный свод во внутренний двор храма заходили паломники, где передавали жертвенные подношения культовым служащим. Перед статуей богини Маат вставали на колени, в почтении склоняли голову, держа ладони поднятых рук раскрытыми, молились…
Не обнаружив брата, Шуну пересёк базарную площадь, свернул на узкую улочку, решительным шагом двинулся вглубь города. Он остановился перед дверью в глинобитной стене. Удостоверившись, что не заперто, вошёл…
За низким столиком со снедью напротив друг друга, скрестив ноги на выделанных овечьих шкурах, сидели Шуну и Махайлаш. Сбритые брови и лысая голова, прямой нос, подведённые сурьмой глаза делали старшего брата похожим на египтянина. Шуну же чёрными волнистыми волосами до плеч, подвязанными через лоб бечёвкой, походил на шардана 13 13 Шардана – один из древних народов Средиземноморья.
, только что сошедшего с барка на берег. Со стороны никто не догадался бы, что разговаривают родные братья. Возле Махайлаша на утрамбованном глиняном полу стоял кувшин с вином. По раскрасневшимся лицам мужчин было видно: сидят они давно и высокие кружки на столе осушались не единожды.
Вся обстановка в комнате: отсутствие занавесок на окнах
и разбросанные в беспорядке вещи, дышала безнадёжностью и тоской. Казалось, помещение используется для временного пристанища…
– Послушай, брат, меня, – увещевал Шуну Махайлаша. – Бери свою желанную, приводи в посёлок. Мы построим вам дом, живите счастливо!
– О чём ты говоришь, брат? Неужели ты не понимаешь? Она – египтянка! Египтя-я-янка! – протяжно повторил Махайлаш, выставив указательный палец вверх, словно речь шла не о женщине, а богине. – А я кто? – ткнул большим пальцем себя в чисто выбритую грудь. – Я – еврей. Всего лишь – еврей. Во-о-о. Чувствуешь разницу? – горестно вздохнул он. – Да, мы любим друг друга. Но я не хочу ломать её судьбу…
На глазах у Махайлаша выступили пьяные слёзы. В комнате воцарилась тягостная тишина. С улицы доносились крики играющих детей, высокий женский голос зазывал ребёнка домой.
– Хочешь, прочитаю стихотворение, Мерит написала для меня? – прервал паузу Махайлаш.
Не дожидаясь ответа, он поднялся с места, нетвёрдой походкой прошлёпал босыми ногами мимо брата, на ходу обтирая руки об набедренную повязку. Достал из комода, стоящего у стены, тряпичный свёрток, аккуратно развернул. Взору Шуну открылись папирусный свиток и кинжал изумительной красоты, наборная ручка которого из чёрного дерева была инкрустирована цветными каменьями в виде «ока Гора». Махайлаш подсел к брату, бережно расправил свиток, начал торжественно читать:
Читать дальше