Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая

– Скорее всего, ее увезли в Норвегию викинги, в одном из набегов. Они поднимались по Темзе, могли дойти и до Банбери. У нас тогда еще не было замка, мы жили в деревне, в имении… – Мишель без труда получил разрешение передать документ во владение Холландов:

– Мы еще с той поры стали родственниками, – весело сказал Джон, – я напишу Драматургу, он обрадуется… – памятную церемонию в форте де Жу проводили каждый год:

– Все организовал Мишель, – Джон оглядывал французские знамена с траурными лентами, – он привел в порядок кладбище, он приглашает товарищей по оружию… – выжившие бойцы Сопротивления приезжали в Альпы с детьми и даже внуками. Джон бросил взгляд на дочерей Монаха:

– Полине хорошо побыть с девочками, в Лондоне больше парней… – Хана пела на церемонии «Марсельезу». Сильный голос девушки плыл над мощными стенами форта:

– Она летом поступает в консерваторию, – вспомнил Джон, – но оперной певицей она быть не хочет. Она станет шансонье, как выражаются во Франции… – по словам Мишеля, Хана выступала с сольной программой на Монмартре:

– По выходным, не в ущерб школе, – объяснил кузен, – но это хорошая практика, пусть она привыкает к сцене… – после церемонии, рассевшись по машинам, они устроили пикник у горной реки:

– После акции все было завалено снегом, как сейчас. Волк пошел со мной и покойным Францем через горы. Он хотел добраться до Италии, сообщить о смерти Виллема в концлагере, и выполнил обещание… – весной прошлого года молодому барону пришло письмо из Ватикана. Сухим, канцелярским языком послание сообщало, что папа Пий принял решение о начале процесса беатификации покойного святого отца Виллема:

– Поскольку могила вашего отца не сохранилась, необходимы дальнейшие изыскания… – курия писала на латыни, – вас известят о выводах особой комиссии… – процесс беатификации часто затягивался на десятки лет:

– С покойными Елизаветой и Виллемом Бельгийскими было проще, – подумал герцог, – все не заняло и пяти лет. Но здесь придется подождать, тем более, папа Пий скончался осенью… – обернувшись, едва разбирая лицо Волка, среди метели, он крикнул:

– Помнишь, как мы с тобой шли через Альпы, пятнадцать лет… – он не закончил. Впереди метнулась тень, Меир отчаянно заорал:

– Ирена! Подожди, подожди, милая! Стой, не двигайся, папа сейчас придет за тобой… – они с Волком рванулись вперед, но темная куртка полковника уже пропала из вида.

Посветив фонариком вниз, Максим сдержал ругательство:

– Ни черта ни разобрать… – он стер с иссеченного метелью лица хлопья снега, – понятно, что нам надо нырять туда… – искалеченные обломки лыж Меира валялись на обледенелых камнях:

– Я все это видел, – понял Джон, – в Тегеране под наркотиками. И Князева тоже видел, или это был туземный вождь, муж первой миссис Марты… – рука потянулась к воротнику грубошерстного свитера. Он вспомнил, что отдал клык мальчику:

– В Балморале, после обедни. День был совсем не зимний, сияло солнце. Я сказал, что оставляю ему реликвию на ответственное хранение. Совсем как в Берлине, в церкви, когда я отдал клык Эмме… – вихрь взметнул белокурые волосы. Эмма стояла рядом, протягивая ему руку:

– Будто на взлетном поле, в Патагонии… – понял Джон, – когда мы ползли навстречу друг другу. Она передала мне мальчика, я обнял ее, пытался согреть, но Эмма умирала, истекала кровью. У нее были холодные губы, я ее целовал, шептал, что я ее люблю, буду любить всегда… – сквозь завывание ветра, герцог услышал знакомый голос:

– Я тоже, милый, я тоже. Иди сюда, иди ко мне… – вокруг было не заснеженное плато, а теплая полутьма маленькой квартирки, в дешевом франкфуртском доме. Пахло кофе, купленным на черном рынке, крепкими сигаретами Марты. Эмма стягивала с него украденную на складе одежды выздоравливающих рубашку. Пуговицы стучали по половицам, она целовала медную цепочку клыка, Джон окунал руки в мягкие волосы:

– Ты ангел, – неразборчиво говорил он, – ты мое рождественское чудо, Эмма. Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя… – он касался губами теплых слез на ее лице:

– Все закончилось, теперь мы всегда будем вместе… – крепкие руки встряхнули его за плечи, заросшую бородой щеку обожгла пощечина. В голове загудела боль, Джон растерянно пробормотал:

– Эмма жива, она не умерла. Пусти меня… – он попытался вырваться, – не смей вставать между мной и Эммой. Нас никто не разлучит… – рука Джона поползла в карман куртки: