Валерий Рябых - Загадка Симфосия. Исторический детектив

С того самого места и начну свою подробную повесть, для удобства читателя, разбив ее по дням. Суточный же временной круг, изложу не по церковному: от вечери, начала каждого дня; а на латинский манер, как пишут в хрониках, – от бдений, ибо, явившись ото сна к полуночнице, мы каждодневный виток бодрствования совершаем.

Примечания:

* Симфосий – поэт из провинции Африка (кон. V – нач. VI вв.), латинский грамматик, автор цикла из ста риторических трехстиший-загадок.

1. Иафет – сын Ноя (библ.), мифический родоначальник яфетических (индоевропейских) народов.

2. Мисаил Пестручевой – Мисаил Пеструч (1475—1480), западнорусский православный митрополит.

3. Екклесиаст – библейский пророк.

4. Иеремиада (устарел.) – жалоба, сетование.

5. Скрипторий – монастырское помещение для переписки и иллюстрирования книг.

6. Studium generale (лат.) – средневековое название университета.

7. После первого часа – седьмой час утра (см. далее схему суточного круга богослужения):

Вечер.

Девятый час – 3 час дня.

Вечерня – около 4.30

Повечерие – 6 час дня

Утро.

Полунощница (Бдение) – 12 час ночи.

Утреня (Хвалитны) – 5 час утра.

Первый час – 7 час утра.

День.

Третий час – 9 час утра.

Шестой час – 12 час дня.

Литургия – служится перед обедом

8. Ромейских (устарел.) – византийских.

9. Глеб рязанский – Глеб Ростиславович (+1177), князь Рязанский.

10. Галки – галка геральдический символ Галича: на гербе Галича изображена стоящая галка, не гербе Галичины идущая галка.

О прибытии в обитель, где убит монах, и где сплетничают о сильных мира сего.

Несмотря на день, монастырские дубовые врата крепко заперты. Мышь полевая не шмыгнет, куда уж там пробраться лихому человеку. Оруженосец Варлам, что было мочи, застучал входным кольцом, клацнула защелка, и в смотровое оконце выглянула угрюмая образина. Страж поначалу опешил, увидев пышную кавалькаду, войдя в разум, грубо вопросил: «Чьи будете? Пошто приперлись?». Вняв ответу, он захлопнул створку, однако не поспешил растворять воротины, верно пошел доносить начальству. Вспыльчивый меченоша взялся колотить булавой по железной обрешетке, призывая на голову незадачливой охране всяческие напасти. Но вот отодвинулись запоры, и в распахнутом зеве ворот открылось монастырское чрево.

Приструнив неловкого стражника, нас с поклоном встретил расторопный отец-вратарь. Проявив завидную сметливость, он вскоре привел седого сухопарого инока в чине иеромонашеском. Старец представился отцом Поликарпом – здешним келарем. Благосклонно выслушав Андрея Ростиславича, управитель взялся сопроводить боярина к игумену в палаты, остальных же поручил невесть откуда набежавшим служкам.

Краснощекий монастырский отрок, лет семнадцати, взял под уздцы моего Гнедка и, ласково воркуя тому на ухо, повел вослед другим, к стойлам. Я не преминул познакомиться с провожатым, малого звали Акимом. Он послушествовал уже год, но лишь месяц назад принял рясофору (1), в обители с этим не спешили. Происхождением Акимий из теребовльских боляр, чего занесло к западу, сказывать не стал. Ради поддержания разговора, я поинтересовался:

– Из того ли ты града – удела Василька (2) князя, ослепленного братьями своими?

Тут отрок приосанился и чинно пояснил, сочтя меня малосведующим:

– Учинил лютую казнь зять Васильков – Давыд из Ольгова племени. Задумал окаянный удел тестев захапать. Попустил изуверству Святослав Киевский… Брат же родной Василька – Володарь вовсе не причастен и тоже потерпел от извергов. – Складно вещал Аким (мне осталось лишь поддакивать). – Дело то гнусное не Теребовль (3) ославило, а безбожных князей, что вырезали глаза сроднику. Василько же Володаревич – несчастный страдалец, стал во истину святым в православном мире, – дельно заключил начитанный послушник.

Спросив всуе, я оказался задет за живое. История та доподлинно известна всякому русскому человеку, и нет предела недовольства безбожными князьями, осрамившими род Рюриков. Аким поначалу распалился, но быстро сник, стал уклоняться от гневных обличений. Должно, в здешнем месте строго чтится устав, не в пример киновиям (4) где черноризцы, прельщаясь собственным суесловием, страждут позубоскалить по всякому пустяку.

Вопреки негласному монастырскому правилу, требующему тишины в утренние часы, двор обители был непривычно оживлен. Суетливо сновали холопы и послушники, последние норовили прибиться к кучкам столпившихся монахов, но те их немилосердно гнали. Сами же иноки что-то оживленно обсуждали, то и дело, указывая перстами то на странноприимный дом, то на размещенные по левую руку настоятельские палаты. Мне стало любопытно, о чем они так оживленно судачат, однако пришлому чужаку следует быть скромней.