Валерий Рябых - Загадка Симфосия. Исторический детектив

– Василий, меня посетило одно соображение! Надеюсь, ты поймешь меня. Антипий постарался навязать нам версию, – поймав мой недоуменный взгляд, поправился. – Ну, ладно, пусть без умысла преподнес, что убийство Захарии обусловлено его связями с богомилами. Давай-ка, покумекаем…

Положим, Захария, вхож к еретикам, и, повздорив с ними, угрожал выдать их тайну. Его умертвили за день до приезда Владимира Ярославича, стало быть, он собирался объявиться именно князю. Допускаю, что настоятель Кирилл знал о том, что в обители обосновались богомилы, но, благоволя к ключарю Ефрему, почему-то не пресекал его омерзительных упражнений. Вот библиотекарю и выпало воззвать к княжьей справедливости. Богомилы же, предугадав возможное развитие событий, жестоко упредили Захарию. А что им оставалось, – не на дыбу же идти? Чем не повод для кровавой расправы, речь ведь шла о жизни и смерти вероотступников. А, что им еще делать? Но это лишь на первый взгляд…

Андрей Ростиславич рассеянно улыбнулся, но я знал, его мозг безостановочно работал:

– Пока мы пытались отыскать богомильские корни, одна мысль, возникнув, не дает мне покоя. У оголтелых еретиков, а у богомилов особенно, пострадать за собственную веру слывет достойным уделом. К чести отступников скажу, что, как правило, людей слабых духом, изворотливых ничтожеств, пройдох всяческих у них не держат. К тому же там неуклонно соблюдают, пусть доморощенные, но нравственные заповеди, «не убий» – главная из них. Навряд бы они безоглядно ринулись спасать свои шкуры, не гнушаясь смертью человека. Я допускаю, может статься, в сей обители, собрались богомилы особые, неправильные. Вот и банщик-содомит в их среде, а мы то знаем с тобой, что люди порочные, как правило, и подлы. Пусть эконом Ефрем труслив и беспощаден, но он должен разуметь, что всякое тайное, рано или поздно становится явным. Не Захария, так иной кто все равно бы донес на них. Так, что всех подряд убивать?

Да, многое не вяжется. И я уверен: на убийство они не пойдут, даже будучи отъявленными негодяями, уже потому, что откройся то злодейство – покаянием и ссылкой не отделаться. И еще добавлю, лишить человека жизни не просто, тут нужно особое нутро, а они людишки мирные, воцерковленные. Из них никто не посмел бы поднять руку на Захарию: и по воззрениям своим, да и по складу своего естества, у них просто духу не хватило бы. А главное, зачем?

Боярин перевел дыхание и опять предался гадательным рассуждениям:

– Учти, мои рассуждения основаны на том, что якобы библиотекарь собрался их выдать. Ну, а если у него тех мыслей отродясь не было, тогда как? Ну, а коль он совсем с ними не ссорился? Надобно бы откровенно, без обиняков поговорить с богомилами, хотя по душам, скажу тебе, скорее всего не получится. По княжьему уставу я обязан принять меры против любой крамолы, а тут бесчинствуют еретики, пусть даже не убийцы, – все равно, мы должны искоренять инакомыслие. Сегодня же по утру обо всем доложу князю, пусть он призывает владыку и учиняет церковный суд. Настоятеля Кирилла, по всей видимости, сместят, да и поделом, совсем запустил монастырь.

Считаю, что под стражей богомилы станут более покладисты. Глупо в их положении оберегать монастырские тайны, им уже нечего терять. А утопить ближнего, когда сам идешь ко дну, человек завсегда готов, даже при всем своем благочестии. Не станут они порывать добреньких благодетелей, а уж гонители их, так те хулы не оберутся

В этой обители каждый кулик себе на уме, пока не прижмешь крепко, никто толком ничего не расскажет, не объяснит. Хотя я убежден, – знают, но набрали в рот воды, полагая, что умолчание лучше откровения. Уж так устроены люди, правду только клещами вытягивать, добровольно не хотят признаться. Впрочем, угроза дыбой любому молчуну развяжет язык! Люди, они как думают: считается, скажет он правду, так ему зачтется. Глупцы! У дыбы свой суровый закон! Она как жернов перемелет и зерно и плевелы. Мельнице лишь бы крутиться, а там, что не клади под камень.

Вот, не было счастья, так несчастье помогло! Подвернулись под руку эти отступники. Но совесть моя чиста, не по напраслине людей понуждаем. Да и кто-то должен, наконец, сказать правду?

И еще хочу отметить, – ныне я самый большой враг убийце. Коль злодей не дурак, то должен избавиться от меня, как и от Захарии. Ибо, даже не догадываясь, что мне известно, он уже боится. Ты поимей это в виду. Кстати, ты еще не знаешь каково быть агнцем, обреченным на заклание, ожидать готовящейся расправы не ведомо от кого?