Валерий Есенков - Иоанн царь московский Грозный

– Если не исполнишь воли народа, то откроется бунт, скоро и неминуемо. Удали бедствие, удали злодея, нам ненавистного. Пусть русские войдут в стольный град наш, мы выедем в поместья или в села свои. Хотим во всем зависеть от воли своей, будем тебе усердными слугами, а если обманем, пусть наши головы падут на Москве!

Видимо, и для самого Иоанна такое предложение с их стороны является неожиданным. То ли подчиняясь требованиям подручных князей и бояр, то ли желая выиграть время, он передает послов боярину Шереметеву, которому они должны изложить свои доводы и совместно с которым должны разработать план передачи верховной власти в Казани от хана к наместнику московского царя и великого князя.

И в беседах с боярином Шереметевым послы сторонников власти Москвы продолжают настаивать, что Шиг-Алей злодей и тиран, что побивает и грабит всех татар без разбора, дочерей и жен берет от них силой, табуны коней, стада верблюдов, отары овец отгоняет к себе. План вырабатывают такой: в Москве послов не меньше трехсот, все они остаются заложниками, лишь один, самый влиятельный из сторонников власти Москвы, возвратится в Казань, приведет своих настрадавшихся от грабежей и резни соплеменников под руку московского царя и великого князя, благодарные соплеменники новые клятвы дадут, впустят в город наместника, город царю и великому князю сдадут, ханы и мурзы расселятся там, где им велят, кто в городе, кто в посаде, кто по кочевьям своим, дани и пошлины ханские станут давать царю и великому князю, имущество и владения бездетных ханов и мурз, Шиг-Алеем злодейски преданных смерти, царь и великий князь возьмет на себя, лишь бы Шиг-Алея и духу не было больше в Казани, а если сторонники власти Москвы не исполнят того, пусть царь и великий князь заложникам головы рубит, а Шиг-Алея выгнать из Казани легко, стоит взять от него московских стрельцов, сам стремглав побежит, сучий хвост.

Иоанн одобряет этот вполне реалистический план и велит Алексею Адашеву вновь отправляться в Казань, чтобы свести Шиг-Алея с престола, в обмен на смирение обещая несчастному неудачнику всю свою царскую милость, которой изворотливый Шиг-Алей и без того не обижен.

На этот раз задача упрощается чуть не до детской игры. Алексею Адашеву предстоит опереться не только на две сотни московских стрельцов, но и на содействие значительной части казанских татар, готовых своей волей передаться Москве в полное подданство, лишь бы сберечь свои окаянные головы от бессмысленных злодейств то ногайского, то крымского ставленника, а теперь касимовского шакала. На долю Алексея Адашева выпадает всего лишь выказать рассудительность и твердость характера, и Казнь мирно признает спасительное для неё верховенство Москвы, что для неё, как уже многие разумные головы сами видят в Казани, предпочтительней верховенства Крыма или ногайской орды, раз иссякли силы оборонить свою независимость.

Алексей Адашев с поразительной бестолковостью умудряется и тут провалить поручение, которое, кажется, готово исполниться чуть ли не само собой. Он вновь принимается уговаривать бесстыдного касимовского татарина, не требует, как должно требовать представителю московского царя и великого князя, а всего-навсего просит впустить полк Семена Микулинского и передать верховную власть наместнику царя и великого князя, причем сулит многие царские милости, однако не отводит московских стрельцов от дворца и таким образом обнажает перед беспомощной, безвластной марионеткой свою полнейшую бесхарактерность.

Натурально, марионетка продолжает куражиться:

– Не жалею престола. Я не мог или не умел быть на нем счастлив. В опасности самая жизнь моя здесь. Повинуюсь царю и великому князю, да не требует только, чтобы я изменил мусульманству. Возьмите Казань, но без меня. Возьмите силой, возьмите договором, но только не из рук моих.

И благодарны премного, и выкатывайся поскорее отсель, ясно ведь всё, тем не менее Адашев безвольно отступает перед этой напыщенной декламацией изворотливого татарина. У него не хватает ума сделать то, что предлагают сделать сами татары, готовые дать клятву на верность Москве: отвести стрелецкую стражу, без которой Шиг-Алей в растревоженной им же Казани не продержится дня, сам побежит, с собаками не догнать. Так нет, Адашев совершает глупость за глупостью. Вместо того, чтобы без промедления ввести в Казань полк Семена Микулинского, не дожидаясь никому не нужного согласия Шиг-Алея, который держится только этим полком и близостью свияжской твердыни, пока не организовалась, не усилилась противная Москве сторона, уже снарядившая к ногаям гонцов просить помощи против нового хана, не любого им, он позволяет этому нелюбому самими татарами хану тянуть канитель.