Дмитрий Барчук - Александрия

Я не стал спорить со своим заместителем и последовал его советам. На этот раз он и вправду говорил дельные вещи.

В старом телецентре на Шаболовке собрался весь цвет столичной элиты. Здесь были и политики, и актеры, и писатели. Причем все вели себя на редкость прилично и сдержанно. Тихо сидели на стульях в коридоре, с чувством глубокого смирения дожидаясь своей очереди в студию.

– Господин Ланский, вы будете за Яблонским, – поставила меня в известность ассистент режиссера, молоденькая девчушка в очках и мини-юбке.

На удивление, очередь в студию продвигалась очень быстро. Вот что значит организованность! Даже гении, повинуясь инстинкту самосохранения, не выпячивали свое «я», а говорили быстро, по делу, и тут же освобождали место другому. Вскоре место за стеклянной дверью занял лидер демократической партии. Он говорил в камеру эмоционально, сильно жестикулировал. Когда дверь на пару секунду отворилась и кто-то вышел из студии, я услышал часть фразы:

– …призываю вас, Борис Николаевич, раздавите гадину!

Наконец раскрасневшийся оратор покинул студию, и настал мой черед.

В отличие от предшественника, я говорил спокойно и взвешенно. Просто призвал членов парламента одуматься и ради сохранения общественного спокойствия подчиниться указу президента. Во имя отечества.

В начале десятого я уже выходил из здания телецентра.

– В банк? – спросил меня водитель, когда я сел в джип.

– Нет. Давай сперва заскочим на Кутузовский, – и я назвал номер дома.

Шофер скривился, переглянулся с сидящим рядом на переднем сиденье охранником, но ни тот, ни другой вслух ничего не сказали.

По Садовому кольцу, бороздя гусеницами асфальт, в сторону Белого дома продвигалась колонна танков. Выставив на крышу джипа правительственную мигалку, мы какое-то время лавировали между бронетехникой и продвигались вперед. Но перед Смоленской площадью нас остановили военные в камуфляжной форме с автоматами и велели свернуть влево.

Дальше мы пробирались закоулками. На одном из перекрестков нас опять остановили вооруженные люди. Впереди шел настоящий бой. Одни солдаты стреляли в других солдат через головы пригнувшихся к тротуару прохожих.

Метрах в тридцати от нас улицу перебегали двое мальчишек, лет десяти, не больше. Вдруг один из них вздрогнул, словно его ужалила оса, откинулся назад и упал на асфальт. Другой успел уже отбежать вперед на несколько метров, но обернулся и, увидев, что его товарищ упал, встал на четвереньки и пополз к нему на помощь. Он уже достиг раненого друга, взвалил его на свои хрупкие плечи и побежал в сторону домов. Но уже возле самого тротуара чья-то пуля настигла и его. Мальчишки, Лешкины ровесники, лежали на московской улице и истекали кровью.

Я рванулся из машины, но офицер в маске и камуфляже не дал мне даже выйти.

– Сидите, уважаемый, – процедил он сквозь зубы и повел автоматом в мою сторону.

– Тогда помогите им сами! – выпалил я.

Он еще раз посмотрел в сторону мальчишеских тел и, не говоря ни слова, какими-то непонятными мне жестами пальцев дал команду своим бойцам. Тотчас же два камуфляжных халата выделились из группы засевших в подворотне автоматчиков и, пригнувшись, заскользили по тротуару, то и дело вжимаясь в стены близлежащих домов.

Нам пришлось развернуться и поехать в объезд. А у меня перед глазами еще долго стояли две крошечных фигурки московских Гаврошей, распростертые на асфальте. За что, ради чьей такой выгоды матери этих мальчишек не дождутся их сегодня к обеду? – не выходило у меня из головы, пока мы ехали к дому Татьяны.

Я хотел подняться в ее квартиру один, но охранник не отпустил меня и пошел со мной.

Лифт работал. Мы быстро поднялись на седьмой этаж. И еще не выйдя из лифта, я заметил, что моей визитной карточки на двери ее квартиры нет. Значит, она дома, – решил я и стал отчаянно звонить. Но дверь не открывали. Тогда я стал стучать по двери кулаком и пинать ее ногами. Вдруг она внезапно распахнулась перед самым моим носом. Я успел отпрянуть, а вот стоящего за мной охранника зацепило краем двери. Он рефлекторно схватился за голову двумя руками. И в этот момент на меня обрушился страшной силы удар прямо в переносицу, и я потерял сознание.

Очнулся я от холода на лбу. Кто-то прикладывал к ране мокрое полотенце и заботливо протирал мое разбитое лицо. Я попробовал раскрыть глаза. Яркий электрический свет резанул сетчатку. Я вновь зажмурился. Потом все же медленно разлепил веки. Вокруг меня все было как в тумане. Очки? Мне разбили очки! – наконец дошло до меня.