Т. Борисов - Под водой, в небесах, на паркете. Том 2

– Каким же образом?

– Берется буханка хлеба, разрезается вдоль, намазывается обильно гуталином и оставляется на несколько часов. Хлеб впитывает в себя легкие фракции, после чего остатки гуталина счищаются, и хлеб можно употреблять. – Продавщица, ранее проявившая познания в медицине, оказывается, владела и прикладной химией.

– Кстати, у нас и зубная паста «Пономарин» запрещена! – радостно подхватила прибывшая из подсобки Роза. – Знаете, ее разводят с водой в пропорции один тюбик на кружку воды. Выпил – и сутки глаза в разные стороны! А также и асидол можно употреблять…

– Марш на склад, бездельницы! Я вам покажу асидол! – пожилая дама кг на 150, очевидно зав военторгом, была явно не в духе. – И вы идите отсюда, а то я патруль вызову! Алкоголик несчастный…

Так я и не узнал, как асидол можно употребить в дело. Зато я насмотрелся, как употребляют спирт, выдаваемый на протирку техники. Его пили в чистом и разбавленном (в самых диких пропорциях) виде, пили, смешав с шампанским, с соками, с морсами, настаивали на ягодах, на травах, на змеях, на корешках хрена, заправляли в сифоны, мешали с коньяком… А какие красивые названия любовно придумывал народ для этих адских смесей! «Северное сияние», «Полярные зори», «Белый медведь», «Бурый медведь»… Люди допивались до белой горячки, до потери пульса, до алкогольного отравления. Сколько аварий, катастроф, навалов, таранов, несанкционированных пусков ракет, убийств и самоубийств произошло под воздействием алкогольных паров, один Аллах знает. Наверное, именно поэтому он и запретил правоверным мусульманам употреблять вино. К сожалению, в те времена, когда писался Коран, еще не знали о водке и прочих крепких напитках, не попавших по этой причине в перечень запрещенных напитков. Этой лазейкой не преминули воспользоваться поклонники Бахуса мусульманского розлива. Мой мичман, некий Тактасын Тактасынович, блестящий специалист, был явно неравнодушен к вышеупомянутым напиткам. Он мог долго держаться в море, но на берегу надирался до чертиков. При всем том пять раз в день истово совершал намаз. Мое терпение лопнуло, когда он в очередной раз «отличился» перед командиром РПК СН. Я напомнил ему заповеди Аллаха, на что ТТ гордо ответил: «Аллах запретил пить вино, но ничего не сказал о водке и спирте!» Возразить было нечего, формально он был прав – Аллах не предусмотрел прогресс науки… Запомнилось получение первой в моей жизни юбилейной медали. В тот день, когда всему экипажу вручали эти 32-миллиметровые латунные кружки, подвешенные на ярких колодках, я дежурил по кораблю. На следующий день, в субботу, около 17:00 мы с приятелем, таким же лейтенантом, сменились с вахты и пошли в казарму. В экипаже царило праздничное настроение. Дело в том, что к празднику несколько офицеров получили боевые ордена за успешное автономное плавание, проходившее в крайне сложной обстановке и при реальном противодействии ВМС вероятного (на тот момент) противника. Мы все гордились столь высокой оценкой партией и правительством наших коллег. Войдя в длинный, широкий коридор казармы, мы сразу уловили знакомый тяжелый запах перегара – «обмывание» наград шло вторые сутки. Матросы и старшины забились в свои кубрики, дневальный понимающе улыбался, по коридору бродили полураздетые мичмана и офицеры. Кто в чем. Кто в кителе на голое тело, кто в тельняшке, кто в парадной тужурке, но, пардон, в трусах… Мы с Александром, тогда еще, по молодости лет, не привыкшие к подобным зрелищам, ошалевшими глазами проводили некоего неопознанного субъекта в шапке-ушанке (уши были опущены и аккуратно завязаны тесемочками), в трусах и ботинках (правда, надетых на голые ноги, без носок), который противолодочным зигзагом проследовал мимо нас и исчез в каптерке. Переглянувшись, мы молча последовали было за ним, но нас окликнул дежурный офицер и сообщил, что обоих желает видеть командир.

– Он в бильярдной, – любезно пояснил каплей. Дежурный был совершенно невозмутим. Для него, тянувшего флотскую лямку шестой или седьмой год, ничего необычного в данной ситуации не было…

…Когда мы вошли, командир в рубашке с погонами, застегнутой всего на три пуговицы, без галстука, как раз пытался нанести удар по шару. Кий плохо слушался его рук. Мешали ему, очевидно, и подсказки десятка наших подвыпивших офицеров, искренне пытавшихся помочь любимому командиру. Трах! Шар, с треском пролетев по какой-то замысловатой траектории, обогнул всех своих собратьев и, перелетев через барьер, врезался в чье-то колено. Шар был увесистый, а колено – довольно чувствительная часть человеческого тела, что лишний раз подтвердил вопль невинно пострадавшего. Каперанг чертыхнулся, и тут в его поле зрения попали мы с Александром. Глаза командира РПК СН сфокусировались на нас. Спустя несколько секунд его лицо приобрело осмысленное выражение: