Александр Чеберяк - Русы

– О чем? – Князь вгляделся в лицо матери. Приехала три года назад с Византии, крестившись в новую веру. Приехала под шепот черни на площадях – Какой оттуда княгинюшка-то приедет? Мягше от веры ромейской станет, тверже ли? Народ озабоченно качал головами и расходился. Своих богов, что ли, мало? С десяток и больше – кому хочешь, тому и молись. Непонятно – пытаясь казаться мудрыми, хмурили лоб знатнейшие из мужей. Нет, не доведет до добра Византия да вера чудная, ромейская.

– Надо, князь, веру принять Византийскую. А то мы все как язычники – в темноте идем. А место Руси рядом с великими державами в одном строю. Но… Без веры истинной, без единого Бога так и будем мы в серости, с краю мира. И кесарь, и короли германские – все давно Христа приняли. Все – кто просвещен и всесилен. Един у нас Бог, а не множество. – Твердо убеждала Ольга сына.

– Всесильны? То-то помощи у нас в войны просят. – Усмехнулся Святослав. – А что же они все грызутся меж собой, коли вера одна? И чем новая вера лучше нашей, оставленной нам предками?

– Истинная она, княже, истинная.

– Извини, матушка, меня дружина уважать перестанет. Смеяться надо мной, князем, будет. Есть уже бог у воинов, Перун. И негоже старых богов на новых менять – чай, не одежонка, что скинуть можно и другую одеть.

Как тяжело с ним спорить! И в кого он такой? Ольга внимательно пригляделась к сыну. Год назад уже сам дружину в поход водил, вятичей примучивать. Ну да хитрые вятичи не сказали ни да, ни нет, но по их взглядам из-под косматых бровей стало ясно – не верят они в мощь князя всея Руси. Так и будут платить дань Каганату, пока не заставишь их силой и кровью, разметав по полю вятских воев, признать над собой длань великого стола Рюриковичей. Ну да ладно, вятичи подождут.

– Княже, так надо. Для Руси. Чтоб равными всем им быть, – Ольга это сказала и поняла, что напрасно. Не убедить твердолобого сына, если решил – как отрезал.

– Нет, матушка, нет. Я креститься не стану, и дружину не дам. Но… Кто захочет сам, по доброй воле, в новую веру пойти – супротив не скажу ничего. Я же всегда буду чтить Перуна, как бога воинов. И новых богов не приму.

И грустно стало на сердце Ольги. Родной сын, опора ее, не слушает. А без него ни воины, ни чернь – никто не пойдет в веру Христову. Да и бояре засумневаются – погудят, погалдят, да и уйдут на капище, давать новые жертвы старым богам. Непонятно и дико все это пока для народа, старые боги привычней, роднее. Да – ломать старое тяжело. Но княгиня упорна и, покрестившись, она поняла – нет у Руси дороги иной. Ладно, вода камень точит. Стоя там, в далеком Византийском храме, где она заглянула в пронзительный лик спасителя, Ольга увидела будущее – зачахнет Русь в своем капище. Так и будут над ней смеяться, называя варварами, так и будут презрительно кривиться, услышав, что русы кровью кормят своих богов. Она задумалась – и взгляд устремился вдаль, сквозь стены и время. Что на уме у сына, который день и ночь возится со своей дружиной и грезит о новых походах?

– Иди, княже, иди, – она подошла и поцеловала его в лоб. Святослав развернулся и стремительно вышел.

«Торопится, все охватить хочет. Барс, чисто барс» – печально смотря ему вслед, подумала Ольга. Все опять делать самой – дань, законы, устои. Только князь соберется, уведет дружину в походы. Это она знает точно. По его неугомонному характеру, по притаившейся в глубине его голубых глаз беспокойной энергии, что плещется буйно, словно Хазарское море.

– И все-таки – что он надумал? – Вслух прошептала княгиня.

Князь вышел, воровато оглянулся – Не идет ли вслед матушка? – и юркнул в низкую дверь.

– Святослав! – Взвизгнула красивая юная девушка.

– Малуша! – Растаял в улыбке князь, и его вечно хмурое лицо посветлело. И до чего же правда она хороша – большие глаза, носик, чуть вздернутый, губы, влажные, пухлые. И тугая коса до пояса – всем люба князю Малуша. Да вот беда – ключница она великой княгини, просто ключница. И не пара князю – как ни крути. И любились они скрытно, греховно. Князю-то что, а Малуше… Плакала девка ночами, закусив кулак, чтоб не слышали. А если княгиня прознает, и князю достанется, и ей. Хотя князю опять что – пожурит сына, и все.

– Любонька, – Святослав гладил ей волосы и целовал.

– Страшно мне, княже, страшно, – задышала жарко ему в лицо.

– Со мной – и страшно? – Усмехнулся князь.

– У тебя жена есть, и наложницы. А я кто? – Отвернулась Малуша и всхлипнула.

Ну вот – бабы все одинаковы! Все и всегда – слезы, страхи и пустое.