Папа так же объявил, что земли у нас теперь тоже нет, и надо сдать в колхоз вместе с лошадьми, кроме его любимой Звездочки, всю сбрую, фаэтон, телегу, кошевку и сани. И когда к нам пришли за лошадьми и уводили их со двора, а я закрыла за ними ворота, Звездочка словно сдурела, стала бросаться на закрытые ворота, на всех, кого видела во дворе, меня загнала на крыльцо. Когда мама протянула ей кусок хлеба, чтобы успокоить ее, Звездочка со злостью кинула хлеб через себя назад. Вот так тяжело перенесла она расставание с другими лошадьми. Все дома плакали, даже папа не смог удержать слез. Звездочка же скоро успокоилась, потому что с ней в деннике оставался ее жеребенок.
Потом началась работа в колхозе, папа и сыновья тети Васили Исхак и Ильяз пропадали там целыми днями. Даже мы, маленькие еще дети, пилили дома доски для коровника. А скоро к нам в Амзю приехала учительница из соседней деревни Альметьево с трехлетней дочерью. В мечети открыли татарскую школу на четыре класса. В начале мая у меня появилась еще одна сестренка, ее назвали Разия. Все были рады, кроме моей старшей сестры Асии. Она сказала: «Господи, зачем же столько детей в наше время? Землю забрали, скот забрали, мама работать не сможет, придется нам вдвоем с отцом кормить целых восемь душ».
Мы готовились отпраздновать сороковой день рождения моей младшей сестренки Разии (это день, когда по мусульманскому обычаю можно впервые постричь первые волосы у новорожденного ребенка и его уже можно показывать не только родным, но и посторонним людям) и по этому поводу истопили баню, назвали гостей, наварили, напекли и нажарили много вкусных вещей. Приехавшие к нам в гости Сайфуддин-абый и Сахиб мылись в бане, и вдруг во дворе залаяла собака. Оказывается, это пришел колхозный бригадир. Он был очень взволнованный и спросил, где наши мужчины. Бригадир сообщил, что цыгане убили двоих сторожей и угнали колхозных коней и сейчас надо взять в конторе оружие и ехать за ними в погоню. Папа с мокрыми еще после бани дядьями взнуздали лошадей и поехали в контору. Мы все перепугались, заплакали, мама и бабушка стали молиться, чтобы все вернулись живыми и здоровыми. На улице стало уже совсем темно. Мы накормили всех маленьких и уложили спать. Потом и сами попили чаю. А папы с дядьями все не было. Но вот от ворот послышался его голос. Он весело кричал, чтобы мы открыли ворота. И папа вместе с со своими братьями въехали во двор, уставшие и веселые. Папа сказал, что воров догнали уже в 15 километрах от деревни, глубоко в лесу, и поймали, одного он ранил в ногу, потому что тот хотел стрелять в него. И это были вовсе не цыгане, а шестеро мужчин лет 30—35 из чувашской деревни Селенгуш, все с привязанными бородами.
Воров закрыли в подвале у Амирхановых до приезда милиционеров из Нурлата. Утром за папой опять пришли из конторы, потому что приехала милиция на машине, и его там расспрашивали, как они ловили воров. В тот же день нам и дяде Закиру пришли извещения на посылку из Джелалабада, от троих папиных братьев – папа им написал, что нас раскулачили, вот они, наверное, и прислали нам помощь. За посылками они поехали в Нурлат на милицейской машине – воров повезли туда, и папа попросился доехать на почту. Посылка была очень большая, и чего там только не было: сладости всякие, лимоны, много коробок с чаем, сушеные фрукты, одеяла, одежда, обувь, платья, платки, Потом папа рассказал, что когда они проезжали через эту чувашскую деревню Селенгуш, у них на дороге стали человек 30, все с кольями, кирпичами, а у двоих даже ружья были. Они хотели отбить своих односельчан, милиционеры начали стрелять в воздух из винтовок, и все разбежались.
Скоро бригадир прислал нам печника с помощником, и они выложили в папиной мастерской большую печь для выпечки хлеба в колхозную столовую. Еще через несколько дней в конторе провели колхозное собрание, на котором был и районный прокурор. Папе дали премию в сто рублей, бумагу на корову с теленком и еще наградили часами. Это за то, что наша собака, которую папа взял с собой, когда они погнались за ворами, взяла их след и привела к ним, и за папину храбрость. Мама не очень обрадовалась этому. Она заплакала и сказала папе, что теперь он у председателя и районного начальства будет как бы свой человек, а это в деревне не всем понравится. Папа успокоил ее и сказал, что он жил и будет жить честно, а кому это не нравится – их дело. Скоро нам привезли для выпечки хлеба первых два мешка муки, соль и дрожжи, трехлитровую банку с подсолнечным маслом. Папа смастерил одиннадцать круглых форм для хлеба, и мы с мамой начали выпекать для колхоза хлеб.
Читать дальше