Михаил Поджарский: Башня высотой до неба

— Хочешь меня грязью вымазать? Мне ничего с твоей болтовни не будет! Я — принц Аккада!

— Да, принц Аккада, тебе ничего не будет с моей болтовни. Сейчас. Но когда твой отец умрёт и тебе придётся бороться за трон… А тебе придётся бороться за трон — у тебя много братьев. Вот тогда эта история и всплывёт.

Убар молчал, с ненавистью глядя на Мескалам-дуга.

— Что молчишь, аккадец? — с издёвкой сказал тот. — Возразить нечего? Вот и не возражай. Иди-ка на строительство и следи там за порядком. Башня должна строиться. Пока она строится, всем нам хорошо.

Жирные чёрные тучи изливали с небес плотные струи воды, превратившие тихий Буранун в бурлящий поток, разлившийся на много ашлов от обычного русла. Вода, жёлто-красная от глины и крови, несла на себе ужасные последствия недавнего побоища: изуродованные человеческие тела, обломки воинской амуниции, строительный хлам.

Всё началось с обычной перепалки. Один из касситов стал кричать угуле, что он не собирается копать глину под проливным дождём за полмеры гнилого зерна. Угула ударил кричавшего. Тому на помощь прибежали несколько человек. Завязалась потасовка, к которой присоединились работавшие поблизости. В ход пошли ножи, полилась кровь.

Когда на место прибыл Убар с небольшим отрядом аккадцев, в драке участвовали уже десятки работников, и со всех сторон к ним прибывало подкрепление. Стремясь прекратить безобразие, Убар принялся отдавать приказы. Но тут случилось то, чего он меньше всего ожидал. Дерущиеся, оставив свои раздоры, со всех сторон набросились на его воинов. Аккадцы растерялись, и это многим из них стоило жизни. Используя численное превосходство, работники в считанные минуты разгромили отряд Убара. Сам же он метался в озверевшей толпе, пытаясь хоть как-то организовать своих людей, пока какой-то работник не ударил его ножом. Нож скользнул по кирасе, оставив на ней глубокий след, и глубоко вонзился в ногу, лишив Убара возможности ходить. Прежде, чем упасть, тот успел мечом отсечь руку нападавшему. Верный ординарец оттащил его в безопасное место.

С аккадцами покончили быстро, и побоище продолжилось. Шум его достиг лагерей племён, разбитых неподалёку от строительства, и их обитатели, побросав дела, устремились на выручку к собратьям. Из городских ворот к тому месту хлынула толпа черноголовых.

Последней прибыла аккадская кавалерия. Воины с помощью пик и мечей стали вразумлять дерущихся. Но те, снова по забыв о взаимных обидах, обратили на них весь свой гнев и расправились с ними столь же решительно и жестоко, как и с первым отрядом.

Вскоре всё пространство, занимаемое строительством — от пирамиды до разлившегося Бурануна — превратилось в поле битвы, которая продолжалась под проливным дождём. Хлещущие по разгорячённым лицам водяные струи, вспышки молний и удары грома только усиливали ярость дерущихся. Все убивали всех просто ради убийства. Людьми двигала ненависть, порождённая чужбиной, жизнью впроголодь, изнурительным трудом во имя непонятной цели. Разум оставил их. Они убивали, круша всё, что попадалось под руку: формы для кирпича, повозки, обжиговые печи.

Побоище закончилось довольно быстро. Последствия его были ужасны. Поле битвы было усеяно окровавленными трупами, между которыми под струями дождя бестолково бродили уцелевшие, число которых было крайне мало. Велики были и другие потери. Было разрушено всё, что годами создавалось для единой цели — постройки величайшего сооружения всех времён.

Убар полулежал, прислонившись к стене пирамиды недалеко от единственной уцелевшей обжиговой печи. Пока ординарец перевязывал глубокую рану на его бедре, он пытался разглядеть за дождевой занавесью её вершину. Там не могли не слышать шум битвы.

Его предчувствие сбылось. Он скорее угадал, чем увидел, что по лестнице спускаются какие-то люди. Вскоре можно было явственно различить последователей Игихуля и самого его, бережно несомого на руках верным Булалумом.

Наконец процессия, спустившись по лестнице, ступила на землю. Игихуль, заметив Убара, что-то тихо сказал Булалуму, и тот усадил его на камень рядом с принцем.

— Как видно, боги наказали тебя, Игихуль, — сказал Убар вместо приветствия. — Не суждено твоей башне достичь небес. Не видать тебе бессмертия.

Игихуль ничего не ответил. Он смотрел на то, что буквально только что было строительной площадкой.

Дождь прекратился, тучи разошлись, и солнечные лучи осветили ужасную картину. При её виде среди последователей Игихуля стали раздаваться стоны и плач. Некоторые сели на землю и стали, рыдая, бить себя по голове. Другие впали в оцепенение, стремясь таким образом защититься от осознания того, что их надежде уже не суждено сбыться.