Олег Рогозовский - Записки ящикового еврея. Книга третья. Киев. В ящике

Побывал я еще в каком-то академическом институте, но понял, что делать это бессмысленно.

Кто-то посоветовал мне пойти к Г. С. Писаренко – известному механику, вице-президенту АН Украины. Рассказал про Институт Кибернетики – он поморщился. Когда же я рассказал об Институте Механики, он вышел из себя, попросил соединить его с кем-то оттуда: «Вы там у себя разберитесь. Выпрашиваете для себя кадры и выпускников, которых у нас больше нет, а когда к вам приходит выпускник кафедры Лурье – вы его не берете? В чем дело?». В чем дело, я ему постарался объяснить до этого, но он, видимо, решил не принимать известную, но неприятную действительность и «власть употребить». Увы… Его, видимо, по телефону попросили проконсультироваться с первым отделом Академии.

Он попросил меня перезвонить через два дня. Дозвониться ему после этого я не мог. Он все время отсутствовал.

Я ему благодарен – он попытался преодолеть систему.

Внизу меня подозвал секретарь Президиума Академии Денисов. Он попросил зайти к нему в небольшой кабинет и там спокойно объяснил, что есть установка ЦК – он дал понять, что не местного, а Центрального, о том, чтобы евреев в институты Академии Украины не принимать. «Вы знаете – сказал он доверительно – до войны на Украине в Академии Наук было около 40 % научных работников-евреев. И тогда это никого не волновало. Но потом присоединили Западную Украину, во время войны действовала нацистская пропаганда, после войны долго не могли справиться с бандеровцами. Для успокоения национальных чувств, чтобы не возбуждать антисоветских и антирусских настроений решили: евреев в Академию и в учреждения культуры не принимать, с руководящих постов убрать, но против русских все выступления пресекать. Это сработало». [14]Подтекст был – Вы же не хотите, чтобы была пища для пропаганды национализма. Я не хотел – папа чудом избежал после войны смерти от рук бандеровцев. Он был не ученым, а инженером, строил газопровод Дашава-Киев ([Рог], стр. 110). Денисов мог бы добавить, что в это время русскоязычных профессоров с украинскими фамилиями, (например, А. И. Кухтенко, И. Н. Коваленко, И. Л. Повха [Рог15] и т. д.) усиленно приглашали в Киев и на Украину для руководства отделами и Институтами Академии с предоставлением академических званий и квартир. А тех украинцев и русских, кто не считал нужным следовать установкам, усиленно выживали из Украины (например, Б. В. Гнеденко), а другие уезжали в Москву сами – Н. Н. Боголюбов, А. И. Ишлинский.

Невысказанным, но угадываемым пожеланием Денисова «звучало»: не приставать к Георгию Степановичу – может он и хочет (помочь), да не может.

Об опыте возвращения евреев в Киев после войны (фактически его запрета), в том числе моих родственников, я писал в книге первой [Рог]. Неожиданное подтверждение написанному там я нашел в солженицынском «200 лет вместе», в объяснении Хрущева чудом выжившей в Киеве при немцах старой коммунистке-еврейке Руже Годес: «На нашей Украине нам не нужны евреи. И мы не заинтересованы в том, чтобы украинский народ толковал возвращение советской власти, как возвращение евреев».

Что там говорить обо мне – среднем студенте из Ленинграда, когда блестящего студента Киевского университета, физика-теоретика «Эмика» Рашбу [15]«распределили» на строящийся завод «Прибой» в Таганрог. Выдающиеся ученые Н. Н. Боголюбов, С. И. Пекар, А. С. Давыдов договаривались с Министром высшего образования Украины и Академией Наук о направлении его к ним на работу.

Председатель комиссии по распределению проректор КГУ Шестаков сказал, что он в глаза не видел запрос из Института физики АН. В Таганроге стало известно, что имеется секретный приказ о привлечении к уголовной ответственности молодых специалистов, оставивших место назначения. Рашба и там, сидя фактически без работы, как и другие молодые специалисты (но получая все-таки зарплату), сумел отличиться, два раза найдя и исправив грубые ошибки разработчиков из ЦНИИ-10 (Альтаир) и НИИ-3 (Морфизприбор), через губу разговаривавшими с заводскими конструкторами. Когда его все-таки отпустили оттуда через полтора года, то Президент АН Палладин, пообещав поддержать его при зачислении в аспирантуру, не проронил ни слова, когда 10 аспирантских мест были отданы в Харьков с обоснованием: из-за отсутствия желающих поступать в аспирантуру. Указать Палладину «молчать» в то время мог запросто инструктор отдела ЦК.

«Обогащенный» негативным опытом, я начал тур второй – ящики. Ближним к Печерскому спуску, где мы жили, был «Арсенал». Там спросили про специальность, про прописку и предложили придти завтра с документами, включая шесть паспортов. Ну, четыре я еще мог насчитать, но шесть? «А еще паспорта родителей жены – мы организация серьезная». [16]Я поблагодарил за информацию. Беседовавшего со мной серьезного товарища позвали в соседнее помещение, а я, поймав показавшийся мне сочувственным взгляд его сотрудницы, спросил – а если отец жены пропал без вести? Она покачала головой – тогда вряд ли.