Олег Рогозовский - Записки ящикового еврея. Книга третья. Киев. В ящике

Может быть, это обстоятельство и сыграло роль.

Капитан Иванова покачала головой, подумала и сказала: «Вот Вам анкета, заполните правильно все графы. Принесите все документы, включая просьбу квартиросъемщика и согласие ведомства, за которым числится дом. Графу «состоите ли в браке» не заполняйте. По правилам сын всегда может быть прописан на площади родителей. Дежурю я через день в это же время».

Через день, не веря, что меня пропишут, [12]я подал документы в окошко. Через двадцать минут получил штамп в паспорте.

Ну, теперь-то, какие проблемы? И я помчался в Институт Кибернетики, оптимистически забыв свою неудачную попытку сделать практику по автоматическим системам в отделе А. И. Кухтенко. Начал я с В. И. Тация (руководителя моей преддипломной практики). Когда я с трудом разыскал его новый телефон, его на месте не было. Виталий, оказывается, через день защищал кандидатскую диссертацию по теме, связанной с автоматической системой прочностных испытаний крыла самолетов АН, по которой, по сути дела, я писал диплом (см. [Рог15], стр. 304). Как-то мне удалось с ним связаться и коротко сообщить о желании работать в ИК. Он просил придти на защиту, при этом я недостаточно точно узнал, куда именно и как туда (по списку) пройти.

Поэтому попал я только на конец защиты – происходила она, почему-то в (актовом) зале Точэлектроприбора – вероятно на сборном разовом Ученом Совете, которые широко практиковались тогда в Киеве. Таций успешно защитился, никаких следов аналитического решения задачи, которое я получил на дипломе и этим пытался «украсить» его диссертацию на защите я не услышал – он и раньше говорил, что не успеет понять, освоить и правильно представить метод решения.

Расслабленные, в хорошем настроении в предвкушении банкета, сотрудники лаборатории и члены совета высыпали на воздух. Таций, возбужденный и радостный, тем не менее, заметил меня, пригласил на банкет и познакомил с заведующим лабораторией – Виктором Ивановичем Иваненко. Когда я девять месяцев назад был в его лаборатории, он отсутствовал – был в командировке в США чуть ли не как Master degree student – скрыв свою степень к.т.н.

Сейчас он стремился быстро закончить докторскую диссертацию, материалы для которой он привез из Штатов. Коротко взглянув на меня, он сказал, что сейчас сложное время и мест в лаборатории нет. [13]Таций позже объяснил, что работа с КБ Антонова закончилась и никого эта тематика больше не интересует, и ему самому придется искать соответствующее его новому статусу кандидата место. Я расстроился и на банкет не пошел.

Все же я решил попробовать еще раз у Кухтенко, в отдел которого входила лаборатория Иваненко. Он прореагировал стандартно: о, выпускник кафедры Лурье, сейчас оформим. Приходите завтра на работу. Назавтра он извинился, и сказал, что отдел кадров без его согласия и уведомления уже принял на это единственное свободное место другого молодого специалиста. Посоветовал подойти к А. Н. Голубенцеву в Институт Механики АН.

Александр Николаевич принял меня с энтузиазмом. Здание Института Механики еще достраивалось, и отдел кадров от приемной для посетителей отделялся какими-то звукопроницаемыми перегородочками. Голубенцев пошел с документами в отдел кадров, и сначала ничего слышно не было – разговаривали, видимо, спокойно. Потом громче, и, наконец, раздался раздраженный голос Голубенцева: «да написано же – русский. Ну, кто-то там еврей – отец или мать». Ему с сарказмом отвечал уверенный голос: «да, да, кто-то, а то неясно – Олег Абрамович».

Видимо, для обладателя спокойного голоса это было решающим аргументом – он, сам того не подозревая, в отличие от еврейских ортодоксов, был согласен с Баба Татрой (Вавилонский Талмуд): семья отца определяет национальность ребенка.

Красный и раздраженный, Голубенцев, еще недавно очень большой начальник, ворвался в кабинет, вернул мне справку и паспорт и попросил оставить анкету: я им еще докажу… Звонить ему я не хотел – зачем напрасно беспокоить человека, но все же на всякий случай позвонил и получил ожидаемое с порцией ругани в адрес «бюрократов».

Зашел в Институт Электротехники (тоже академический и тоже на Брест-Литовском проспекте). Ни Ивахненко, ни Кунцевича не было, зато на доске объявлений висел многозначительный приказ: «Ст. научному сотруднику Кунцевичу запретить в рабочее время заниматься работами, связанными с докторской диссертацией. Директор, академик АН УССР Ивахненко». Нет, подумал я, сюда меня не возьмут еще и по причине того, что «молодежь» кафедры Лурье не раз публично (на конференциях) делала из уроженца Кобеляк Ивахненко клоуна. У А. Г. Ивахненко с В. М. Кунцевичем, имелись принципиальные разногласия. Кунцевича, в отличие от его шефа, наша физмеховская кафедра привечала.