Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Врач говорил, что все идет хорошо, но Аудре нельзя больше рисковать… – опрокинув стакан самогона, Федор повертел довоенную карту Девятого Форта:

– Думаю, с буржуазных времен, как в здешних газетах выражаются, – он горько усмехнулся, – в крепости ничего не изменилось. Но ведь с таким же успехом можно атаковать, скажем, Кремль… – подъезды и подходы к Девятому Форту надежно охранялись внутренними войсками. Федор поскреб в рыжей, с проседью голове:

– Даже если ты соберешь в город всех партизан центральной Литвы, это будет самоубийство. Поверь моему опыту, таких… – Федор поискал слово, – бонз, надо ликвидировать точечным ударом. Я знаю, я во Франции провел немало подобных акций. Например, заминировал лимузин своего первого зятя… – Йонас открыл рот, Федор отмахнулся: «Долгая история».

– Долгая история… – сердце заныло, – мерзавец может знать, где сейчас Марта и Уильям… – по глазам Волка Федор Петрович понял, что зять думает о том же самом:

– Похлебка хороша… – Волк собрал лепешкой остатки, на дне миски, – значит, ваш крот утверждает, что товарищ генерал-майор… – красивые губы скривились, – никуда не ездит… – Йонас помотал головой:

– Он занял апартаменты бывшего коменданта форта. В квартире кто только не обретался. Коммунисты, в сороковом году, нацисты, после, а теперь опять коммунисты… – доктор Судаков буркнул:

– Я вообще атеист, но если Бог есть, я бы попросил Его исполнить три моих желания. Сначала пусть сдохнут все нацисты, потом все коммунисты… – Йонас заинтересовался: «А третье?»

Авраам прикурил от свечи:

– Третьим делом я попрошу сварить мне капучино, как его варят на одной улочке, рядом с площадью святого Петра, в Риме… – когда они отсмеялись, Волк заметил:

– Можно найти подход к людям, обслуживающим гараж, но это требует денег и времени. Деньги препятствия не представляют… – он коротко улыбнулся, – но время работает против нас. Тем более мерзавцу все на дом привозят, он из форта и шагу не делает. Он, сука, осторожен… – принимаясь за цепелинай, Волк добавил:

– В любом случае, нельзя его взрывать, даже если бы мы и могли это сделать. То есть можно и нужно, но сначала требуется с ним поговорить, по душам… – он кивнул на финский нож, на грубой доске, рядом со шматом холодного, с тмином сала. Выпив еще стаканчик, Федор занюхал самогон лепешкой:

– Никого из нас даже близко к форту де Жу, то есть, черт, к Девятому Форту, не подпустят. Если и подпустят, то мы закончим жизнь в тамошних подвалах… – Степан смотрел в подслеповатое окошко, на яркие, далекие звезды, над лесом:

– Волк видел Петю в форте де Жу, с фон Рабе и эсэсовцами. Петя разведчик, он выполнял задание партии и правительства. Но ведь он выполнял задание и в Девятом Форте, когда допрашивал рава Горовица. Я помню, каким я нашел Аарона в подвалах. Я тогда уговаривал себя, что Петя на такое не способен. До войны я думал, что, получив приказ, он и меня арестует. Он отправил Антонину Ивановну в Аушвиц… – Степан подавил желание закрыть глаза:

– В Норвегии Констанца говорила, про лодки. Каждая лодка в море, словно звезда в небе. Они следуют назначенному курсу, а нам, стоящим на берегу, выпадает только следить за ними. Констанца всем пожертвовала, ради меня. Эйтингон знает, где она, не может не знать… – взяв со стола «Беломор», он долго, аккуратно, разминал папиросу:

– Янек мог спокойно жить в Швеции, но Литва, его родина. Он не хотел стоять в стороне, над кровью братьев своих. Наримуне спас меня, и евреев Каунаса, потому, что так велела ему честь. Я помню апартаменты… – дым обжег ему горло, – я в той квартире готовил Пете литовский борщ, и гуся с яблоками. Но если Петя сейчас в СССР… – Степан, незаметно, помотал головой:

– Нет. Правы они, или не правы, насчет Петиного предательства, только время покажет. Но я больше, чем уверен, что Пети нет в России. Эйтингон понятия не имеет, что Уильям не был его сыном… – Степан поднял голову:

– В Девятый Форт пустят меня… – Волк, было, хотел что-то сказать. Степан вздохнул: «То есть не меня, а Петра Воронова».

Знакомая, черная с золотом этикетка, на флаконе с туалетной водой, немного загибалась на углах. Запах остался таким же, теплым, пряным, сандаловым.

Степан вспомнил старую квартиру, на Фрунзенской, почти пустой флакон, в ванной комнате, пожелтевшие страницы иностранных журналов, в спальне брата. Красивые, длинноногие женщины, в изящно сидящих платьях, улыбались холеным мужчинам, в хороших костюмах. Щелкала зажигалка, пепел сигареты падал в хрустальную пепельницу: