Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой

– Мама может увидеть и расстроиться. Она тоже из Европы, ей такое тяжело. Она приехала в Израиль до войны, но все равно… – в школе, в Петах-Тикве, учились старшие подростки, выжившие в гетто и партизанских отрядах:

– Их до сих пор называют мылом, – гневно подумала Тиква, – как у людей язык поворачивается такое сказать… – в ее классе историю еще не преподавали, но девочка слышала о программе, от близнецов и Тупицы:

– То есть Тупица почти не учится, – она хихикнула, – ему оценки заочно ставят. Близнецам в школе ничего не рассказывают, о войне. Хотя Иосиф и Шмуэль и сами все хорошо помнят… – она успела прочитать несколько страниц дневника, устроившись в укромном углу, на втором этаже особняка в Хэмпстеде. Томас Второй, улегшись рядом, уютно мурлыкал. Тиква почесала кота за ушами:

– Я бы хотела сыграть эту девочку… – задумчиво сказала она, – Аарон меня хвалил. Я хорошо держусь на сцене… – Томас, подняв голову, ласково пободал ее пальцы:

– У меня была собачка, – грустно сказала ему Тиква, – но он погиб, попал под машину… – в вестибюле замка Тикву окружили черные, рыжие, пятнистые спаниели. Оглядываясь, девочка ахнула:

– Дядя Джон, здесь все, как в фильмах Диснея… – Тиква привыкла к простому, беленому израильскому дому, по соседству с полями и апельсиновыми рощами:

– В замке тоже есть фруктовый сад, – она все рассматривала памятник, – и розарий, и конюшня, а теперь еще и кролик… – белого кролика они привезли из Лондона, в клетке, на заднем сиденье лимузина. Маленькая сестра Джона, рыжая, кудрявая, напомнила Тикве Фриду Судакову:

– У них даже глаза одинаковые, голубые… – Полина прижимала к себе клетку с кроликом:

– Папочка, спасибо… – присев, дядя Джон обнял дочь, – можно, он будет жить у меня в детской… – герцог кивнул:

– Можно, конечно. Пойдем, устроим его, пока твоя мама и тетя Цила поболтают… – Тиква хорошо помнила тетю Циону, по Израилю:

– Она совсем не изменилась. Только здесь она гораздо лучше одевается… – герцогиня встретила их в шелковом, дневном платье, в изящных туфлях на каблуке. Полина носила аккуратную, тартановую юбочку, кашемировый кардиган, белые чулки с лаковыми туфельками:

– В Европе все не такое, как в Израиле, – подумала Тиква, – мама не рассказывает о довоенной жизни, но ведь у нее тоже был титул… – о титуле матери она узнала, отыскав в какой-то шкатулке старый, просроченный венгерский паспорт:

– Графиня Цецилия Сечени… – шевелила губами Тиква, – хорошо, что здесь написано по-французски. Венгерского я совсем не знаю… – мать отмахнулась:

– Я в Израиль приехала девчонкой. Я совсем недолго побыла графиней… – по словам матери, паспорт ей вернули британцы, после войны:

– Видишь, фотографию переклеивали, – показала она Тикве, – тетя Циона с этим документом устраивалась в секретную службу. Она героиня, она прыгала с парашютом, сражалась с нацистами… – собираясь в поездку, мать сунула паспорт в саквояж:

– В Израиле венгерского консульства нет, – Цила усмехнулась, – Венгрия теперь социалистическая страна. Поменяю паспорт в Лондоне, пусть лежит. Никому он не понадобится, но порядок есть порядок…

За вчерашним обедом, с рыбным супом, олениной и шоколадным муссом тоже никто не говорил о войне. Взрослые обсуждали будущие концерты Тупицы и положение дел в Израиле:

– Они хотят все забыть, – поняла Тиква, – Маленький Джон говорил, что его отец начал воевать еще в Испании, много лет назад… – она вспомнила, что мать мальчика тоже была графиней:

– Фон Рабе. Он кузен Теодора-Генриха. Тот тоже потерял отца, даже могилы не осталось… – Тиква, внезапно, поинтересовалась: «Ты быстро читаешь?». Наследный герцог кивнул:

– Очень. Я вообще способный… – он шишироко улыбнулся, – папа мне со следующего года нанимает преподавателя арабского, а русский я просто так выучил, от кузенов… – Тиква, таинственно, сказала:

– Я тебе дам одну книгу, про войну. Ее написала девочка, погибшая, как твоя тетя, в концлагере… – она указала на памятник:

– Можем вместе прочитать, сегодня вечером, она короткая… – Маленький Джон обрадовался:

– Отлично. Полина с петухами спать ложится, она нам не помешает, а взрослые, тем более… – он вежливо пропустил Тикву в кованую калитку кладбища. Шелестели старые дубы, за стволами Тиква увидела пару оленей:

– Потом их покормим, – пообещал наследный герцог, – у нас ручное стадо… – он приподнялся на цыпочках:

– Папа вывел баржу на Чаруэлл. Он обещал прокатить нас до Темзы и обратно, сводить в кондитерскую, в Банбери, в честь праздника. Полина и твоя мама уже на палубе… – Тиква удивилась: