Борис Сафин - Фенька. Повесть военных лет

– Наташа! Поручи своим девчонкам разнести воду по телегам, пусть попьют, пока стоим, – Сара Максимовна направилась к головным машинам.

Василий Дмитриевич санитарил с самого начала войны, с самого Бреста. Сара ценила его за невероятное чутье, за способность выкручиваться из любой трудной ситуации. Хоть и перевалило Дмитричу, как его называл медперсонал, за пятьдесят, но бегал он как молодой попрыгунчик. Девчата говорят, что Дмитрич шило в детстве проглотил. Вот и сейчас, когда все разметались валом по траве, пошел осматривать свежевырытые окопы:

– Пойду, пройдусь до ветру, – Дмитрич подмигнул напарнику.

Метров за сто зеленел небольшой лесок, прикрывая от ветра левый изгиб окопов. «Пойду, посмотрю, какие нынче в этих краях грибы», – Дмитрич уверено зашагал в сторону подлеска.

Возвращаясь, назад по кромке окопов еще подумал: «Непорядок, кругом оставленные кем-то носилки, лопаты, кирки, а рядом никого нет. Видать срочность, какая согнала». «Возьму – ко я вон ту лопатку с короткой ручкой, в дороге пригодится», – Дмитрич лихо спрыгнул в траншею.

Взяв лопатку, хотел подняться здесь – же. Ан нет, не хватает росточка, – Дмитрич пошел вдоль траншеи, подыскивая удобное место.

– Да, видать торопились, – Дмитрич нашел пологий склон и примерился, куда поставить ногу и, вдруг справа, метрах в трех, увидел торчащие из земли шаровары в калошах.

– Свят, свят, свят! Закопали! Своего закопали! – Дмитрич ошалело скатился опять на дно траншеи. От вскрика Дмитрича калоши зашевелились и, из окопного «кармана» выскочила заспанная, ничего не понимающая девчушка лет шестнадцати, семнадцати.

– Степка! Мама! Куды вси подывались? – девушка протерла заспанные глаза, – Дядько! Я тильки на хвилинку лягла. Дядько! Поможите найти Степку, вин за водой побиг. Дядько, мне страшно, дядько! Я тилько хвилинку, тилько хвилинку!

– Хватит реветь! Всю траншею затопишь, – Дмитрич, кажется, догадался, откуда взялось это ревущее чудо в телогрейке, – Как звать тебя, кудрявый ангел?

– Фенька, – девушка умоляюще смотрела на своего спасителя, – Дядько, не бросайте меня! Отвезите меня домой, у мене мама хворая, вона мене жде…

– Ладно, давай руку, пойдем к своим.

У машин оживление. Все, кто сидел, повскакивали с травы и сгрудились вокруг, затормозившего на полном ходу, армейского газика.

– Кто старший? – майор с седой прядью выскочил на дорогу.

– Ранило нашего комбата, – Сара Максимовна, показала рукой на первую машину, – Плохой он, а что случилось?

– А то и случилось, что в километре отсюда немецкие танки прорвали фронт и через час другой будут здесь! Немедленно прошу покинуть оборонительную линию. Справа в ста метрах есть проход для транспорта. Через полчаса здесь не должно быть людей. Повторяю, немедленно покиньте оборонительные сооружения!

– Товарищ майор! Не можем мы быстро. У меня в двух телегах тяжелораненые, а машины переполнены, друг на друге лежат.

– Кузнецов! Где Кузнецов? Подгоните два грузовика, пусть быстро перегрузят тяжелых. Километров через пять по большаку перегрузите людей опять на телеги и возвратите машины обратно на позиции. Выполняйте!

– Товарищ капитан медицинской службы! – Дмитрич подвел к фельдшеру дрожащую от страха Феньку, – Вот, нашел в окопе. Говорит, что потерялась. Что мне с ней делать?

– Этого еще нам не хватало! Посади ее к тяжелораненым в машину, по дороге разберемся. Заканчиваем! Трогаем!

Отъезжая от окопов Фенька растерянно наблюдала из-за борта грузовика, как быстро заполняли солдаты свежевырытые окопы, как нарастал шум приближающихся раскатов.

– Сестричка! Нога! Немеет! Правая. Помоги, – чья-то рука потянула Фенькину душегрейку, – Помоги сестричка!

– Вы мене? Зараз я, – Фенька попробовала освободить из-под лежащего солдата зажатую чьим-то телом ногу. И у нее получилось

– спасибо милая, у меня аж голова закружилась. Что-то я тебя раньше не видел. Новенькая?

– Ни, я от ставочников отстала. Вони домой уехали, а мене в окопах забыли.

– А откуда вас привезли? Может по дороге завезут? Наверное, родные беспокоятся?

– Со ставка мы. Есть сило рядом, кажись Попивщина, – Фенька вдруг представила, как мамка ждет ее со смены и слезы опять полились на душегрейку.

– Поповщина? Подожди, вчера была Поповщина, поутру проскочили. Так ведь там уже немцы! И в Глухове немцы. Вот беда-то какая, ведь мы едем на Ворожбу – это в другую сторону. Вот беда-то! Но ты радоваться должна, дуреха! Судьба от немцев тебя повернула! Жить будешь долго! А домой возвернешься еще, порадуешь мать. Сколько годков – тебе слезливая?