Борис Агуренко: Схватка [Повесть о ростовских подпольщиках]

С лета 1918 года в захваченном белыми Ростове не затихала борьба — большевистское подполье крепло день ото дня. На его счету было немало удачных диверсий, оно готовилось к восстанию, которое помогло бы Красной Армии освободить Дон. Ростово-Нахичеванский комитет РКП(б) выпускал листовки, а затем и газету, которые несли в массы большевистское слово, сплачивали рабочих в борьбе за Советскую власть.

В конце 1918 года белогвардейской контрразведке удалось схватить отважного вожака подпольщиков Егора Мурлычева. Его мужественное поведение во вражеском застенке, его твердость и беззаветная верность делу ленинской партии стали примером потрясающей силы для всех бойцов подполья.

Андрей Васильев, Василий Тюхряев, Дмитрий Вернидуб, Елисей Романов, рабочая семья Спириных, братья Абросимовы, Илья и Александр, и многие другие наши земляки, а также посланцы Донбюро, организованного ЦК РКП(б) для развертывания подполья на Дону, — Ревекка Гордон (Анна), Романа Вольф (Елена), Мария Малинская (Вера) и их товарищи — отдали свои силы, а многие из них и жизни в борьбе с белоказачьим отребьем Краснова и Деникина во имя торжества новой жизни.

Предлагаемая вниманию читателей книга является продолжением документальной повести «Егор Мурлычев», вышедшей в Ростовском книжном издательстве в 1980 году. Она охватывает события, происходившие на Дону в январе — августе 1919 года.

Стирка зимой, да еще на такую большую семью, и раньше была делом непростым. Теперь же — совсем беда. Воды не одну бочку натаскай, нагрей, замочи белье, пусть откисает: мыла-то нет, вместо него брусочки какой-то серой, скользкой глины— копоть ею не ототрешь. А копоть от керосиновых ламп в погребе оседает на всё, что там находится, она пропитывает одежду, волосы на голове и бровях, лезет в глаза, уши, нос, въедается в поры тела. И спасенья от нее, кажется, нет — вытяжная труба от печки, срочно сложенной в коридоре, помогает только дышать. Обстирывает Мария Николаевна всех тружеников «ада», как называют подпольщики своих товарищей, которые работают в типографии, обосновавшейся у Спириных.

После ареста Мурлычева выпустили быстро одну листовку у Шкориненко, но рисковать больше не стали. Некоторое время печатали листовки в квартире Ивана Гункина по 2-й Никольской улице. В этом доме сначала жил и Василий Абросимов, но потом он перебрался на Новое поселение, где открыл часовую мастерскую, а в его прежней квартире теперь жил Дмитрий Войлок.

Дом был неудобный для работы — большой, населенный семьями торговцев, людьми, глубоко враждебными делу, которым занимались Иван и Дмитрий. Здесь нельзя было и пытаться делать что-то тайком, ночью. Достаточно какой-нибудь случайной встречи, чьего-то лишнего подгляда и — конец, сразу донесут. Лучше делать все явно, средь бела дня, тогда и подозрений меньше. Чтобы оправдать частое появление в доме чужих людей, хождение незнакомцев со свертками и сумками, Гункин и Войлок занялись самогоноварением. Правда, это совсем не гарантировало от вторжения непрошеных гостей в самое неподходящее время. Но другого выхода не было!

Жена Гункина Варвара Васильевна брала на себя функции стража, затевала в передней комнате стирку, пока печатники занимались делом. Но так до бесконечности продолжаться не могло, нужен был более спокойный угол. Его и нашли у Спириных, на Донской улице.

Весь дом занимала одна семья, преданная рабочему делу. Под залой был погреб. Из него вырыли ход, а затем и подземелье. Столяры Кирей Халин и Иван Дунаев сделали деревянные станки и кассы. Наборщиками работали Александр Селиванов, Антон Аболин, Абрам Муравич, печатали — Яков Рыбкин, Василий Новахатский, Александр и Илья Абросимовы, Григорий Спирин. Иногда помогал Николай Спирин, но с середины января он почти полностью перешел на комитетскую работу. Резкой бумаги и упаковкой готовой продукции занималась Лена Спирина, пятнадцатилетняя сестренка Гриши.