Ира, ты, конечно, меня умнее, но я имею интерес к этой статье с детства, а поэтому я напомню пункты той статьи, которые вы, Овчинниковы, наскребли, как мои сообщники. Итак… Пункт 12 — недонесение о враге народа! Пункт 4 — содействие в деяниях врага народа! Пункт 1 — преступление против установленного НКВД порядка регистрации врагов народа (прописка и др.). Но особенно опасен Пункт 11 — умысел на преступление! Никто и никогда еще не мог опровергнуть такое обвинение, потому что оно может быть скрыто в голове каждого. Для раскрытия применяют гебушный инструмент системы «наган». А по этой статье пойдет вся семья Овчинниковых. В том числе и великодушный, но легкомысленный Сенька. По любому из пунктов 58-й меньше червонца не дают. А по совокупности для всех Овчинниковых будет срокОв — на сто годков! Я уж не говорю о том, что было, если бы вы все вместе сделали то, что хотели. Я пишу про то, что вы, Овчинниковы, успели натворить!
Мама и Ира! Мне очень хорошо с вами. Я люблю вас очень! Вы вернули мне счастье, которое у меня отняла подлая советская Родина. Вы вернули мне семью и любовь. Вы для меня родные! Как мама и сестра. Я все время думаю про вас как про маму и сестру, а вслух сказать — боюсь. Стесняюсь. Но я должен вас покинуть. Ненавистная Родина не жалеет средств, чтобы перекрывать таким, как я, все пути в жизнь. Но и я, как ты вчера сказала, не лыком шит. Еще будем посмотреть, кто скорей окочурится: я или власть советская? Ира, мама, когда вы будете читать это письмо, я буду уже далеко от Иркутска. Но обещаю, что иногда буду писать письма. Если уедете, то ваш новый адрес я узнаю через Сеню и дядю Ваню. Их адрес я помню. Не беспокойтесь — не пропаду. Да! В кармане моего зимнего пальто лежат золотые часы. Сохрани их, Ира, пожалуйста! Не дари, не продавай!! Ты, Ира, да я — нас на свете всего двое, кто всегда будет помнить о Коле. Если я сумею стать взрослым, то с гордостью буду носить эти часы.
А велосипед я дарю Сене. За его доброе сердце, за то, что из-за меня хотел он остаться на всю жизнь в деревне. Пусть переедет к вам, пропишется в домовую книгу, получит паспорт, поступит в техникум и учится на изобретателя. Ему велосипед нужнее — в город ездить, а то автобуса не дождешься. Целую вас всех! Саша.
Это письмо хранить нельзя! Везде сексоты! Сожгите, не откладывая ни на минуту! Скорее сожгите!! Не перечитывайте!! Да сожгите же скорее, пока не случилась беда!!!»
* * *
Запечатываю письмо, оглядываюсь на тетю Нюру. Сегодня она с постели не встает — ноги болят.
— Тетя Нюра! Спрячьте это письмо, его вам Ира почитает. Чур-чура — только Ира! Ни-ко-му больше не показывайте — от этого беда будет страшная!
Тетя Нюра прячет письмо под подушку. На глазах у нее слезы: понимает…
— Сашенька, подождал бы Иришку… она ж, поди-тко, скоро ужо придет… — Тетя Нюра садится на кровати, опускает на пол опухшие ноги. Я целую ее. А у дверей говорю:
— Нельзя мне оставаться! А Ира… она меня не отпустит, а этим всех погубит!!
Оглянувшись в дверях, вижу, что тетя Нюра, опираясь на спинку кровати, встает на ноги… что-то говорит, просит подождать… а почему бы не подождать, хотя бы, денечек? Кто гонит меня из этого дома сегодня? Как знать, а вдруг все как-то само собой обойдется? И когда я готов поддаться на уговоры, вспоминаю слова Валета: «Вякнув «до свидания!» — не позабудь уйти…» Не оглядываясь, выбегаю из дома, но успеваю услышать:
— Храни тебя Господь, Сашенька!!
* * *
На остановке — толпа: автобуса давно не было. Быть может, и не будет? И так бывает. В сообразиловке подпрыгнул подленький финтишка: если автобус не придет — меня тут и подловит Ира, придя с работы. А, прочитав письмо, она в меня так вцепится… и на сантиметр не отпустит… а я и сам не хочу уезжать…
И тут появляется автобус, перекособоченный перегрузкой. Быть может, он, переполненный, не остановится?.. Такое бывает. Но, воняя резиной покрышек, разогретых от задевания за кузов, автобус замедляет ход, рулит к остановке. Вдруг — не сяду?! — трепыхнулась в душе последняя надежда.
«Легче в ж. у вставить глобус, чем в иркутский сесть в автобус», — говорят у нас в поселке. Но… «С судьбой надо играть честно, тогда будешь иметь свою судьбу. Собственную!» — говорил Валет.
Опередив всех, я, как клещ, впиваюсь в щель еще закрытой автобусной двери. А как только дверь приоткрывается, яростный напор жаждущих внедриться в автобусное жестяное чрево расплющивает меня до кондиции, удобной для перевозки в гортранспорте, и вжимает в тесно сплоченные внутриавтобусным давлением задницы тех, кто был запрессован сюда на предыдущей остановке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу