1 ...6 7 8 10 11 12 ...35 «– Брат мой Гасан! Будучи несостоятельным человеком, не занимая высокого поста, не имея чинов и заслуг, ты пользуешься среди народа не меньшим авторитетом, чем сам Гоцинский. Я всегда с твоим мнением считался, но, к сожалению, ничего не услышал сегодня.
– Слишком поздно ты решил советоваться со мной. И что для тебя теперь значит мой совет, когда рядом с тобой имам?
– Да, мне пришлось помириться с врагом, забыть мелочные обиды во имя достижения большой цели.
– Добавь, Кайтмас, – личной цели.
– И личной, и общей.
– Общей, если иметь в виду тех, кто вас послал, и тех, с кем ты пришёл, а народ от этого пострадает ещё больше.
– Что поделаешь, без страданий и жертв не обходятся большие дела».
Между Кайтмасом и шейхом возникает спор об истинном благе для народа, где шейх занимает предреволюционную позицию, а полковник, признавая его правоту, всё же не соглашается до конца принять его доводы. Когда шейх Гасан напоминает Кайтмасу о нищете, царящей в горных аулах, тот вопрошает:
«– Скажи, шейх, когда этого не было в наших горах?
– Это было, это есть, но я бываю счастлив от мысли, что когда-нибудь этого не будет.
– Так будет всегда! Не только люди, но даже сам Господь Бог, повелевающий дневным светилом, не может всех одинаково обогреть. Ты думаешь, что большевики способны принести счастье нашему народу? Нет. Взгляни на человеческие руки. Сама природа создала их так, чтоб цепко держаться, хватать, тянуть к себе. Я не верю людям. За каждым кажущимся общим делом таится личное, шкурное.
– В таком случае мне не о чем говорить с тобой. Значит, ты, Кайтмас, не веришь мне. А я верю людям, верю в доброту и торжество справедливости, потому что не обманываю себя и других. Прощай, Кайтмас! Жаль мне тебя. Боюсь, что не кончится добром ваша затея».
Полковник остался разочарованным и полным сомнений. В глубине души слова шейха нашли отклик, но он не признавался в этом. «Для себя он уже ничего не хотел. Но у него было три сына – молодых, крепких, стройных, как сосны, что растут на заснеженных склонах Цунтинского хребта. Он жил ими. Только они радовали его. Всё, что он имел и что хотел иметь, должно было принадлежать им. А если слова шейха Гасана – само пророчество? Если всё это начало большой, неизбежной беды? Дрожь пробегала по его сухощавому, мускулистому, ещё крепкому телу.
Так пришла ночь. А с рассветом он вновь стал военачальником – непоколебимой воли, немногословным, требовательным к себе и к воинам».
Лаконичность изложения не мешает Ибрагимовой отмечать характерные детали, способствующие более полной, ёмкой обрисовке образов.
Художественная палитра её не отличается большим разнообразием оттенков. Тем не менее все герои чётко индивидуализированы, что проявляется начиная с внешнего облика вплоть до речевой характеристики. Отмечены даже характерные черты поведения каждого из них. Драматизм и душевная напряжённость Кайтмаса Алиханова выдает сильную, волевую личность.
Менее чётко, пунктирно обрисован образ Муслима Атаева, служившего у деникинских «добровольцев» личным адъютантом генерала Эрдели. В обрисовке черт личности Атаева автор также прибегает к приёму самораскрытия персонажа через диалог. Интересен диалог Муслима Атаева со своим родственником, большевиком Магомед-Мирзой Хизроевым. Ибрагимова показывает, как в процессе этого диалога у Атаева меняется угол зрения на происходящее в дагестанском обществе. Как и большинство диалогов повести, данный диалог информативен, даёт читателю дополнительное представление о том, что движет собеседниками в их жизненном выборе. Логика М. Атаева проста и по-своему убедительна, но имеет слабые места, чем и воспользовался Хизроев. Для убеждения собеседника у него имеются веские основания, причины и доводы, да и сама ситуация, в которой находится Атаев, способствует тому, что разговор его с родственником не остался без последствий. Переход Атаева в ряды защитников революции произошёл не сразу, но внутренняя решимость сделать это мотивирована, подготовлена душевным процессом. Он приводит свои аргументы, не лишённые здравого смысла и логики:
«Мы, царские офицеры, не все, конечно, а некоторые, кроме военного чина, ничего не имели. Это был единственный источник нашего существования. Мы служили всем, кто нас нанимал за деньги.
Большевики считали нас врагами. Не могли же мы считать их друзьями. Между нами легла непроходимая пропасть. Если теперь в униженном положении мы явимся к вам в раскаянии, нам не поверят. Я хотел бежать в Турцию, но, не имея средств, решил умереть на родине».
Читать дальше